Возле Дома Твоего

Некто третий

Мой дом. Мне 5 лет. Я с дедом и с бабушкой идем лесной дорогой в деревню.
Все начиналось с электрички до Каликино, а потом десять километров пеший путь: лесами, полями, извилистой жжено-торфяной рекой Линдой. Жарко. На поляне у реки бабушка расстилает газету — вареные яйца, соль, черный хлеб, малосольные огурцы и стрекозы в горячем воздухе. Через пол километра будет наша деревня — посреди колосистого, пшеничного поля.
Серые резные домики крытые толью, запах бань и сады. Вспоминаю — слезы. Как-же все это по другому объяснить... ?
Не умею.
Какие есть еще ценности в мире? Я в детстве панически боялся смерти. Звук похоронного духового оркестра в наших дворах, еловые лапы уложенные на асфальт, голубые гробы у квартир., те дикие, сладко-горькие яблоки на помин... Они рождали во мне панику, страх самой жизни, длящийся неделями.
Наверное человеческая жизнь... Да жизнь! Ее так страшно потерять.
Напрасно.
Есть еще свобода. Мне одиннадцать — неудов полный дневник. Проще умереть.
Помню мама по секрету сказала, что есть Бог.
Звуки лифта в нашем подъезде каждый день пол шестого оглушительно громче: вот он на пятом и снова вниз. Третий, четвертый, пятый, наш... — нет на седьмой. Слава тебе Боже! Если Ты есть, то слава Тебе! Вот он снова мимо проехал — только не надо на шестой. Слава Тебе!
Страх.
А еще есть любовь. Очень популярная вещь. Критики утверждают, существование ее — это на самом деле фантазия или вымысел. Другие говорят, что во имя ее многие оставляют свой дом, жертвуют свободой, не страшатся потерять жизнь. Помню, знал о любви пару очень сильных историй, но это давно было.
Все забыл.
Вера. Связана ли она с Богом или же это просто гирьки на другой чаше весов в противовес нашим страхам, болезням, потерям и комплексам. Жажде всегда быть правыми-верными, непониманию. Непониманию себя.
Мой тогдашний друг, был очень верующий. Собирался даже послушником в монастырь, но есть еще секс и ловкие девушки.
Через месяц ему в армию, в Чечню. Ему и его будущей супруге, как и мне 19, и они венчаются перед проводами на войну. Я свидетель, и как положено по уставу перед венчанием — исповедь. У меня она первая в жизни. В наших церквях нет кабинок для исповедников. Вопросы священника и ответы причастника можно хорошо слышать. При желании.
Священник молод , с рыжей бородой., его юная жена преподавала у нас живопись.
Моя очередь — меня накрывают облачением. Молитва перед причастием. Его вопросы... Мои ответы. И вдруг словно нож в сердце:
— Занимаешься ли ты рукоблудием, сын мой? — мне казалось, что не только все сокурсники и родные за моей спиной, но и пол мира слышало этот вопрос.
— Что? — испуганно переспрашиваю я.
— Онанизм это рукоблудие — большой грех, — строго и твердо уточнил он. — Занимаешься ли ты рукоблудием, сын мой?
— Нет, — оторопев ответил я, подумав о стоящих за мной, — конечно нет!
Богу солгал.

Почему одни вещи остаются в памяти, а другие исчезают, словно их никогда и не было. Каким бульоном наполнен сосуд наших воспоминаний, что храним мы в нем? Какими корнями и пряностями он приправлен? Что есть правда: то, как нечто случилось или то, как мы это запомнили и сохранили в памяти?

Я ничего не знаю.

Андрей Кременчук