Московский фотограф в первую свою очередь пузан. На объемном животе его колбасой свешивается чудодейственная предлинная линза, а в огромной сумке ужасно сколько приспособлений. Он туповат, малограмотен и пуст, однако, циничен и остер на язычок, любит попрекать соседей и коллег, всегда, конечно, спелый критик, а в душе мнит о себе чрезвычайно. Уверенность его выше всяких границ, он собирает похвалу баночкой, бережно затыкает крышечкой, подписывает и любуется на утреннем оконном солнышке. Минуя же третью персональную, московский фотограф становится чудесно словно Зевсом или даже Аполлоном, делает позу невиданной доселе красоты и, подобрав упрямые свои яички, говорит только и исключительно за наличные...