Если говорить об образовании, то учился я естествознанию: Пиксел - неделимая точка в графическом изображении. Что-то похожее на элементарные частицы в квантовой механике, что-то вроде электронов, протонов, нейтронов или даже кварков. Пиксел определяет пространственное разрешение изображения. Элементарная частница (неделимая и простейшая) определяет структуру всей материи, согласно принципу неопределенности Гейзенберга...Но речь пойдет о фотожурналистике.
В начале была журналистика - "деятельность по сбору, обработке и распространению информации с помощью средств массовой информации. Гуманитарная наука. Журналистика возникла с созданием печати. Во второй половине XIX — начале XX вв. появились фото- и киножурналистика..." (Большая Советская Энциклопедия).
Что такое фотожурналистика - я не мог найти в российских словарях, если не считать ссылок на отдельные статьи, посвященные чистой фотографии. Однако в английском я кое-что нашел: «A journalist tells stories. A photographer takes pictures of nouns (people, places and things). A photojournalist takes the best of both and locks it into the most powerful medium available - a single frozen image.» Что примерно означает: Журналист рассказывает истории. Фотограф делает фотографии всего существительного (люди, места и вещи). Фотожурналист берет лучшее из того и другого в виде одного возможного изображения... Это определение мне показалось забавным и утешило мое самолюбие.
***
В течение семинаров в Самаре мы не дали четких определений понятию «жуналистика» и ее производным, таким как фотожурналистика и киножурналистика. Визуальный ряд журналистики (фото и кино) строится на документальном жанре, причем предполагается, что «картинка» должна быть объективна и без элементов постановки. Однако в действительности фотографы документальной фотографии используют самые разные возможности для построения фотографии, в том числе и постановку кадра. (Например: Евгений Халдей, «Флаг над Рейхстагом», Альперт, «Комбат» и др.)
 Ведущие семинара в Самаре Майкл Ренье (фоторедактор Panos Pictures, Лондон) и Олег Климов (фотограф, Москва)
|
Я не являюсь сторонником объективности в документальной фотографии потому, что рассматриваю ее как результат творчества фотографа, который по определению не может быть объективен, так как выражает свою точку зрения в визуальном ряде. Однако существуют этические принципы, нарушения которых, прежде всего, говорят о личности самого фотографа. Если Евгений Халдей в течение всей войны носил на животе Красный флаг и во многих местах ставил его «во имя торжества Красной Армии», на благо композиции и идеологии фотографии, то существующие примеры транспортации трупов ради фотографии во время Чеченской войны, на мой взгляд, неприемлемы.
В Самаре на семинаре и в кулуарах мы достаточно много обсуждали проблему морали и этики во время фотосъемки. Единственное, что я хотел бы добавить, что решение этой проблемы лежит в области личности фотографа и его профессионализма.
Просмотр портфолио участников семинаров дал вполне законченную картину уровня фотографии, и я бы выделил несколько групп:
1. Фотографы, которые непосредственно работают в средствах массовой информации (местных).
2. Фотографы для которых документальная фотография не является конечной целью творчества (и другие фотохудожники)
3. Фотографы или любители, которые не имеют полного представления о фотографии и не определились в своей профессии.
В действительности это достаточно широкий «спектр разброса» участников семинара и совмещение всех в одну группу, на мой взгляд, достаточно проблематично. Если для одних уже давно понятно, как сделать репортаж, то для других понятие «горизонта» в фотографии было новостью. Я просто хочу сказать, что если семинар приближен к мастер-классу, то классы должны быть разные. Однако, существует и другой способ отбора участников семинара – один уровень профессиональной подготовки.
Сам факт, что в Самаре не существовало полноценного отбора участников (их было недостаточно), уже говорит о том, что потенциал этого города в области фотожурналистики значительно ниже чем, например, в Петербурге или Москве. И дело здесь не только в развитии и многообразии столичных средств массовой информации. Здесь хотелось бы вспомнить, что во время Советского Союза в таких городах как Казань, Чебоксары, Челябинск или Вильнюс существовали очень интересные фотоклубы, объединяющие людей в области документальной фотографии, и чаще всего это совсем не было связано с какими-либо средствами массовой информации.
К сожалению, сейчас не наблюдается подобной «аномалии» в провинции, и есть только единичные фотографы, которые рано или поздно отправляются в Москву с целью удовлетворения своих амбиций и в поисках новых творческих задач. Казалось бы, средства коммуникации, открытость общества должны способствовать развитию фотографии в регионах, но этого не происходит и причина тому – отсутствие единой задачи и цели в области фотожурналистики или документальной фотографии. В период СССР такая задача существовала и была направлена против навязанной идеологии, двуличности общества и человека. Вряд ли эти задачи и цели были поставленны кем-то конкретно, скорее всего это были интуитивные объединения на принципах творчества, направленного против существующей системы подавления личности.
***
Хотим мы этого или нет, но, как правило, мы позиционируем себя в рамках семьи, города, страны и мира. Чем дальше эти отношения от семьи, тем они менее прочны и более абстрагированы в сознании. Это напоминает "клановое сознание" - замкнутое или закрытое. Наверное это неплохо в семейных отношениях, но это абсолютно противоречит глобальным информационным процессам, в которых не последнюю роль играют средства массовой информации. Другими словами, далеко не каждый фотограф может назвать себя "гражданином мира". Точнее не назвать, а чувствовать себя таковым. Это не космополитизм, это лишь способность фотографа полноценно работать в любых условиях и в любом месте независимо от того, из какой он семьи, города или страны. Речь идет не только о провинциальных комплексах, хотя это может быть частью одной проблемы. Я убежден, что фотография очень связана непосредственно с личностью фотографа. Как бы мы не говорили о документальности фотографии, в любом случае, на нее накладывается яркий отпечаток сознания и личности фотографа.
При детальном исследовании авторских фотографий это всегда можно понять - или вообще ничего не понять. Если я не понимаю, я стараюсь не судить о творчестве этого фотографа. Для меня важно не столько факт случившейся фотографии, сколько интерпретация автора. Поэтому, если говорить о фотографии, то речь идет об авторе.
В отличие от фотохудожников, которые несомненно присутствовали на самарском семинаре и с которыми я пытался конфликтовать, фотожурналист ничего не придумывает в своей голове, он - наблюдатель, прежде всего журналист в классическом понимании, если хотите, но в отличие от журналиста, он использует другой язык, язык с меньшими возможностями интерпретации, но язык, обладающий иногда большей убедительностью.
***
В свое время один журналист с убежденностью говорил мне: ты не можешь постоянно жить в гостинице, ты должен определиться с местом жительства и если ты решил серьезно заняться фотожурналистикой, твой выбор должен быть связан не столько с мегаполисом, сколько с информационным центром. Я пытался опровергнуть его потому, что находился в иллюзиях социального статуса и будущего нашей страны. Это было около 15 лет назад, когда о технологиях в фотографии и об интернете вообще ничего не говорили. Тогда единственными инструментами фотографа были его камера, голова и ноги. Передача фотографий в издательства измерялась сутками, а не минутами как сейчас.
Другими словами, если Москва и представляет собой до сих пор огромный мегаполис, то информационный центр, так или иначе, уже давно размыт и яркое тому подтверждение - пространство интернета. Кроме того, существует тенденция в мировых средствах массовой информации использовать не своих фотографов из Москвы, Лондона или Нью-Йорка, а фотографов на местах, профессионализм которых не вызывает сомнений. Могу сказать с убежденностью, что многие большие компании и агентства проводят подобные исследования не только в России, но и во всем мире. Здесь-то и возникают проблемы осознания себя как фотографа и фотографа какого масштаба. Безусловно, уверенность приходит к автору, когда его фотографии появляются в журналах Time, Stern и так далее, но порой это весьма фиктивная уверенность, которая строится на работе редакторов, на чистом везении или завышенных амбициях самого фотографа.
К сожалению, большинство фотографов не понимают, что газета живет один день, журнал чуть больше. Потом их нет, они умирают независимо от того - Time это или Самарские Новости. Однако фотографы продолжают тешить свое самолюбие уже мертвыми публикациями, не сознавая, что их живые фотографии значительно важнее. Кроме того, как правило, публикации даже в лучших журналах мира не всегда могут показать фотографа с выгодной стороны, потому что, так или иначе, любой репортаж (история) в газете или журнале мотивирован информационными задачами прежде всего. На мой взгляд, фотография в “чистом виде” имеет большую ценность уже потому, что дольше и ярче может жить. И проблема не только в том, как и где организовать эту "жизнь", главная проблема в том, чтобы фотографы понимали это уже во время съемки.
Проблема "расширения" сознания фотографа естественным образом связана с его уверенностью в профессиональной области. Я много раз слышал простой совет: снимай больше, фотографии будут лучше. В действительности это полная ерунда. Уже сейчас современное использование цифровых камер приводит редакторов в ужас от изобилия фотоинформации. Я думаю, здесь уместен другой совет: читай больше, смотри внимательней. Чтение книг и наблюдение за людьми - это единственный способ раздвинуть свое сознание и оторваться от местечкового восприятия окружающего пространства. Можно легко понять, что и о чем читать, если наблюдать хотя бы за одним человеком в течение дня. За его выражением лица, пластикой тела, как он останавливается и как движется. Наблюдать не только за ним, но и за окружающими его предметами. До чего он дотрагивается, как дотрагивается. Попытаться следить за всей композицией вокруг него. Всегда отмечать, как падает на него свет и как ложится тень от него или окружающих предметов. Очень быстро приходит понимание, что управляя всеми этими независимыми факторами, можно сделать из этого человека как плохого, так и хорошего, фиксируя его камерой в определенные моменты и определенной композиции. Можно показать его чувства и свое отношение. В принципе, это неограниченные возможности потому, что непредсказуемость героя, непредсказуемость композиции, эмоции героя и авторские эмоции открывают перед фотографом уникальную возможность - характеризовать человека, интерпретировать ситуацию и события с личной, субъективной позиции. При этом документальность фотографии остается несомненной...Так день за днем, год за годом фотограф создает свой мир, который существует в его фотографиях. Это мир не художника и не фотохудожника, который он придумал в своей голове, это реальный мир, который реально существовал и продолжает жить уже в другой реальности... Выглядит немного романтично, но, пожалуй, это то, чего так не хватает современной журналистике.
Научиться грамотно снимать композиционно, "держать горизонт" и вовремя нажимать на курок - не такая уж и большая проблема даже для среднего уровня образования. (В Советском Союзе этому обучали в ПТУ). Но осознать, что ты делаешь и для чего - это абсолютно другой уровень фотографии. Удивительный факт, но многие фотографы, принимавшие участие в семинаре, были убеждены, что события в Африке, Ираке или Афганистане более значимые с точки зрения фотографии, чем, например, Самара. Эта убежденность возникает на почве информационного повода и не более. Это причина того, что забытая Богом деревня в Ираке, где родился далеко не самый крутой диктатор, приобретает статус "столицы Мира", а город Самару никто не знает уже потому, что прежде это был город Куйбышев, а кто был сам Куйбышев - не помнит никто. Для обывателя, может быть, это так и должно выглядеть, но фотограф по определению не может быть обывателем. Для фотографа Самара - это такой же предмет исследования, как Москва или Лондон. Информационный повод – это лишь повод,поэтому он так и называется в журналистике. К слову сказать, фотографии Сальгадо о голоде в Африке пролежали невостребованными в течение многих лет, прежде чем получить мировую известность. Дело в том, что основным предметом наблюдения в документальной фотографии, да и журналистике в целом, является человек, и достаточно часто это не принципиально, где и в каких событиях мы его наблюдаем. На мой взгляд, именно это осознание своей никчемности в Самаре или Новосибирске, или еще где-то способствует изолированности фотографа от остального мира, воспитывает в нем провинциальные комплексы в плохом смысле этого слова.
В 1989 году, в Ферганской долине во время межнационального конфликта, я наблюдал за работой Майи Скурихиной, фотографа газеты "Правда" в то время. В отличие от меня, стрингера, ей был предоставлен вертолет, охрана и прочие ценности коммунистического общества. Однако недалеко от депутатской комнаты она стала снимать плачущих беженцев, на что ей естественно возразили: "Ты что это снимаешь?" Тогда меня очень удивил ее ответ местным партийным боссам: "Я снимаю вашу историю", - ответила она, нисколько не смущаясь. Мне не кажется это странным сейчас, но именно эти события легли в основу новейшей истории Узбекистана, а не басни про Тамерлана, который в действительности никогда не был узбекским национальным героем.
Фотограф, независимо где он живет, должен четко понимать и чувствовать предмет своего внимания. Уметь правильно определить его значимость, масштаб. Не важно, касается это новостных событий или проявления чувств людей в каком-либо контексте. Важно определить значимость этих событий, достоинство чувств и поступков простых людей, политиков или бизнесменов. Владимир Семин редко и не очень удачно снимал события, но его полифония деревенской жизни гораздо более значима и имеет уровень мировой фотографии, чего нельзя сказать о многих фотографах, преисполненных своей важности в фотожурналистике.
В Самаре я не считал важным говорить о композиции, как правильно держать камеру и объектив, что говорить редакторам, продавая свои фотографии или как делать фотоистории, я лишь хотел показать, что объединяет всех фотографов в мире, несмотря на их индивидуальность, граничащую с эгоцентризмом; иронию, больше похожую на цинизм. Я хотел доказать, что вместе с тем их всех объединяет один принцип - принцип гуманизма фотографии как искусства. Как бы они не делали свои фотографии, какие бы методы не использовали, в конечном итоге остается лишь та фотография, которой просто верят. Фотография - это не наука, где требуются строгие доказательства, фотография это скорее религия или искусство, где необходима вера, а доказательства могут быть опущены.
***
В журналистике, особенно в Российской, очень много говорят об объективности интерпретации событий. На мой вгляд, это пустая трата времени, и предмет не стоит уже обсуждения потому, что интерпретация событий автором очень часто напоминает пропаганду чьих то интересов или откровенное лоббирование. На этом журналистика заканчивается, это другая область созерцания мира, к сожалению, близкая к журналистике. Говорить об объективности написанного репортажа в газете или журнале просто не имеет смысла хотя бы потому, что это сделано не компьютером, а человеком. Здесь речь не может идти об объективности, это всегда субъективно, но вопрос в другом, верим ли мы этому журналисту или нет. Верим ли мы этому фотографу или нет. Это простой вопрос и простой ответ. Вот почему, на мой взгляд, в журналистике, как и в фотографии, важна индивидуальность автора.
***
Западная и советско-российская журналистика отличается принципиально. На Западе интерпретация автора основывается на реальных фактах, взятых не из головы, а из реальных источников, если речь не идет о таблоидах. В России эти понятия настолько извращены, что понять, где источник, а где пропаганда порой невозможно. Все "говорящие головы" на всех каналах меньше говорят о фактах, а больше интерпретируют события в русле своего канала. Это не журналистика и это не интерпретация. Это пропаганда, рассчитанная на тупого обывателя. Когда говорят о кризисе в западной журналистике после 11 сентября - это одно, но кризис российской журналистики - совсем иное и не имеет ничего общего с войной в Чечне, взрывами в Москве или захватом заложников в Беслане. Журналистика в России, особенно телевидение - это нечто среднее между самолюбованием и лизоблюдством. Я нигде не встречал на Западе, чтобы главный редактор уважаемого еженедельного журнала из номера в номер печатал свои портреты с различным выражением лица и с новым журналом в руках. Плохие новости - у редактора плохое лицо и наоборот. Что это? Журналистика? Это самолюбование, которое имело свой апофеоз в программе "Намедни", а сейчас в журнале "Русский Ньюсуик". Если вся "Ельцинская" журналистика так или иначе любовалась собой на фоне роскошных курортов или войны в Чечне, то во времена Путина, как во времена любого диктатора, принято говорить только об одной личности. Следует сказать больше, существует огромная пропасть между печатной журналистикой и так называемой электронной или телевизионной. Мне не кажется это случайным, что бывшие лидеры телеэфира теперь занимают должности главных редакторов печатных изданий. Очевидно, что значимость газет и журналов существенно меньше для обывателя чем "телик", но есть какая-то уверенность, что вслед за телезвездами в печатные масс-медиа придут совсем другие люди, которые будут никому не известны вообще.
Я не говорил этого на семинаре, но мне кажется это важным для понимания роли фотографии в российских СМИ. Запад имеет иную позицию - и не только в журналистике. Это не выглядит странным потому, что, как правило, речь идет об иной культуре, иной истории и иных национальных традициях. Это факт, с фактами необходимо считаться, хотим мы этого или нет.
Кроме того, жители пост-советского пространства имеют огромный комплекс неполноценности проигравших в борьбе между капитализмом и коммунизмом. Этот комплекс прямо пропорционален "вертикали власти". На Западе есть другой комплекс - комплекс победителей. И это тоже факт. Я говорю это лишь ради того, что продать фотографию, статью или репортаж на Запад не так просто если материал не поддерживает западную точку зрения или противоречит ей. Но это не потому, что Запад не приемлет другую позицию или у них нет демократии, а потому, что они действительно искренне считают свою позицию единственно верной. Они победители. Они могут опубликовать ваш материал и если это интересно, они обязательно сделают это. Но проблема в другом – вам никто не поверит как в среде читателей, так и в среде самих журналистов, как у нас не верят в сотни телерепортажей официальных каналов. Но мы все равно делаем это, развращая общество и разлагая журналистику. Запад не делает этого и выглядят гораздо честнее в глазах своих граждан. Западное общество склонно к консолидации гораздо сильнее и быстрее, чем российское в силу гражданских и демократических традиций. Основы разложения отечественной журналистики, ее безнравственности по отношению к обществу, заложили так называемые олигархи, когда журналистика стала балансировать не между обществом и властью, а между властью и олигархами, лоббирующими свои интересы.
11 сентября и случилась консолидация всего западного общества, включая журналистику. Но о консолидации общества в рамках даже России говорить не приходится, у нас нет гражданского общества потому, что нет демократии в полном смысле этого слова. Когда приводится аргумент, что ТВ-каналы, газеты или журналы закрываются из-за объективного освещения событий в Чечне, это просто нелепо. Главные причины абсолютно в другом - в местечковости, коррупции и алчности.
Я далек от иллюзий по поводу западной журналистики, но это качественно другой уровень, где основой журналистики является случившийся факт, точно также как основой общества является демократия. Если вы читаете статью или смотрите фотографии в западном издании, вы можете верить автору или нет, вы можете верить фотографу или нет, но вы не думаете, чьи интересы лоббирует журналист, фотограф, редактор или все издание в целом. Вы верите или нет. Просто. Как было просто во времена социализма. Запад называл коммунизм религией, но демократия это тоже религия. Только та религия, которая победила. Иногда победы достаточно для доказательства.
На мой взгляд победа демократии была если не вместе, то параллельно с победой высоких технологий в мире. Мир стал максимально открыт, но, в тоже время, максимально уязвим с внешней стороны, где после краха Варшавского договора особых врагов замечено не было вплоть до 11 сентября 2001 года.
Высокие технологии коснулись не только милитаризации "стран победителей", которые апробировали высокоточное оружие и "новую концепцию ведения войны" в Косово, Афганистане или Ираке. Технологии существенно изменили информационное пространство, скорость передачи информации. Само понятие информации приобрело несколько иное значение и в журналистике. В фотографии появился оттенок "бытовухи", когда редакторов интересует лишь информация на фотографии и совсем не интересна интерпретация фотографа. Издания стали больше покупать информацию, а не "мнение автора". Другой, не менее важной задачей печатной журналистики стала скорость передачи информации. Глупость на мой взгляд, но фоторедакторы говорят о сравнении скорости передачи информации с телевидением, несмотря на то, что печатная журналистика имеет совсем иные способы выражения информации.
Кроме того, возникла и другая проблема: поток цифровой информации настолько велик, обезличен, что фоторедакторы иногда просто не в состоянии выбрать из всего поступающего хлама профессиональные кадры. А сами фотографы столкнулись с серьезной проблемой, куда этот весь хлам девать, где хранить и кому продавать. Количество так и не переросло в качество, потому что ресурсы отбора фотографий со стороны фотографа практически отсутствуют, а прежние ресурсы фоторедакторов просто не в состоянии переварить весь поток фотоинформации. Хуже того, огромное количество так называемых имиджей, а не фотографий, просто дублируют друг друга с небольшой разницей. Те же сюжеты, те же лица, те же проблемы и даже, кажется, те же авторы, если не смотреть на подписи под фотографиями. Это проблема и в случае с интернет-изданиями. Стоит появиться одной информации на одном веб-ресурсе, как через минуты ее повторяют множества других, причем большинство из них даже не проверяет эту информацию. Это принцип "снежного кома", где трудно уже найти реальный источник информации. На мой взгляд это серьезная проблема обезличивания информации, отсутствие ответственности как со стороны источника, так и со стороны передающего (журналиста, фотографа). Абсолютно точно, мы стали быстрее и дольше жить, но качество нашей жизни вызывает большие сомнения.
***
На Волге, в городе Самаре, мне показалось, что никто не думает об этом и никому это не интересно. Все просто являются счастливыми обладателями “многомиллионных пикселей”. Фотографы охотно гуляют по пляжу, пьют пиво и иногда спрашивают друг друга: "А сколько у тебя пикселей?...Ну, маловато, даже на разворот не тянет".
Я стараюсь не быть консерватором, но меня раздражают такие разговоры может быть потому, что я потратил свои лучшие годы в гостиницах и такси в ожидании "настоящей фотожурналистики", а может быть потому, что фотожурналистика и есть какое-то количество пикселей, достаточное лишь для разворота в журнале.
*Семинар - один из четырех прошедших в этом году по региональной программе Фонда "Объективная реальность" при поддержке Фонда Евразия - проходил в Самаре 15-20 мая 2005 года.
