Кир Эсадов показал «Терпеть» — серию черно-белых фотографий о сходстве зверей и людей в темном свете сексуальной субкультуры. К перверсивным удовольствиям в центре «Красный» приобщалась Анна Комиссарова.
При входе на выставку посетителя встречает сам Кир Эсадов, взирающий с фотографии, где он удушающее нежно обнимает женщину в латексе с обнаженной вагиной. Искушенному зрителю сцена явно напоминает постер «Генитальной паники» (1969) Вали Экспорт, за исключением автомата и мужчины.
Немного правее уже мужчина выступает в роли добычи, покорно лежащей на плечах у красивой девушки с хищным взглядом, как волк с известной фотографии Райана МакГинли. Контрастные снимки Эсадова — это инверсии противоположностей: эроса и танатоса, мужского и женского, животного и человеческого. Мы видим женщину в клетке и одинокого слона на воле под звездным небом. Белоснежного лебедя, уплывающего в кромешной тьме, и фрагменты тел, проступающие из сумрака.
Последователь Нэн Голдин и Антуана Д`Агата документирует жизнь маргинального сообщества, погружая свой объектив в глубину противоречивых желаний, свободных от внешней и внутренней цензуры. От воображаемого рая большинства мужчин это путешествие отличается лишь отсутствием света и расположением – скорее в подвалах, чем в небесах. Сюжеты, изображенные на фотографиях молодого Вергилия, не опошлены присутствием повседневности и воплощают сексуальные фантазмы. Кинематографичные клубы сигаретного дыма, пепельница на теле белокурой мадонны в кружевном белье, расфокусированные сцены секса экспонированы рядом с фотографиями диких животных, напоминая об «Антихристе» фон Триера. Эти работы вообще много кого напоминают: в частности, прочитываются оммажи Роберту Мэплторпу и Нобуеси Араки. Мужской торс у Эсадова практически повторяет работу Мэплторпа, как и сибари выглядит цитатой Араки.
Несмотря на мрачный флер, весь этот сексуально-анималистический декаданс кажется слишком человеческим и эстетским, чтобы вызывать неприязнь моралистов. Но мы уже привыкли к тому, что разговор об искусстве часто подменяется разговором о психической вменяемости художника, как это произошло, например, с Петром Павленским и Джоном Стерджессом, чью «педофильскую» выставку центр фотографии им. братьев Люмьер был вынужден закрыть, поэтому Кир Эсадов предусмотрительно обзавелся справкой психолога и поместил ее рядом с кураторским текстом Кирилла Преображенского.
Прогрессирующая нормопатия — симптом общества контроля, вытесняющего собственную склонность к вуайеризму и игнорирующего желание другого. Эсадов выворачивает скрытое наизнанку: полицейская фуражка и едва заметная тюремная татуировка намекают на типичные социальные сценарии, которые на фото просматриваются в атрибутах сексуальных игр.
Фотографии Эсадова активны в том смысле, что это не пассивный взгляд вуайера, а замена эрегированного члена объективом. Эта активность камеры автоматически превращает зрителя в соглядатая. Эта позиция предполагает только две опции: получить перверсивное удовольствие или выразить ханжеское осуждение.
И все же выставка Кира Эсадова — не о патологичности нормы, а нормальности того, что легко маркируется как патологичное. Речь идет о самой художественной практике, с присущей ей интенцией к преодолению границ. Этот постоянный вызов норме у Эсадова получает форму практики терпения, стремящейся к невозмутимости слона.
