Георгий Костин

В последний день после торжественного награждения победителей нас на двух автобусах повезли на фуршет. Там в ресторанчике, на окраине Суздаля, нас встретили ряженные в русские национальные одежды красны девицы и добры молодцы. Длинный стол ломился от разнообразных яств и напитков. Шампанское лилось рекой. А для любителей покрепче – доставалась (надо полагать из под полы) и русская водка. На сцене в глубине залы играла живая музыка, лихо отплясывали и пели наряженные в цыган приглашенные артисты, разыгрывалась викторина, посвященная фотографии. Кстати, один из призов выиграл наш Игорь Юнаковский… Но вскоре люди приустали, опьянели и притихли. Я увидел Альгимантаса Александравичуса грузно сидящего одного и отрешенно разглядывающего ресторанный пол под ногами. Стал набираться духа, чтобы подойти к нему и задать тет-а-тет хотя бы один чрезвычайно интересующий меня вопрос. При том задать так, чтобы это не выглядело как интервью (поскольку интервью никогда не располагает к искренности), но и не как праздное общение по случаю... Тогда я вспомнил о приемах, о которых говорил Алекс во время своего так называемого мастер-класса, и которыми он располагал к себе людей, которых снимал. Решил использовать один из них. Подошел к нему, склонился и сказал чуть ли ни на ухо, дабы перекричать громкую музыку: «А вас хоть когда-нибудь в жизни прямо называли гением?» И когда он поднял на меня недоуменные глаза, добавил: «Я пришел вам сказать, что я лично увидел в вас гения». Тогда он взял меня за руки и усадил на стул перед собой: мол, обоснуй. Я стал обосновывать. Понятное дело, я не могу привести все те свои аргументы. Поскольку это не было интервью, а была частная беседа тет-а-тет. Он слушал меня молча и, наконец, сказал: «я чувствую, что вы говорите искренне, и у меня от ваших слов аж мурашки побежали по рукам…» И потом добавил, вы, наверное, имеете отношение к слову, потому что можете складно формулировать то, что думаю и я сам… И тогда я у него спросил: «вы ЧУВСТВУЕТЕ себя русским? Я нарочито сделал упор на слове ЧУВСТВУЕТЕ, потому что он, скорее всего не считает себя русским, а литовцем, и это верно. Но литовец, равно как человек любой национальности, творящий в русле русской культуре, должен ЧУВСТВОВАТЬ себя русским. Алекс не раздумывая, ответил: «да, конечно, конечно. Я и живу даже по-русски. Если пью, то до предела, если работаю, то тоже до последней черты…» Далее он стал рассказывать про себя все то, что рассказал бы о себе Дмитрий Карамазов. И даже высказал ту самую мысль, которую говорил и я тут, на форуме, и за которую Саша Курлович выписывал мне направление в сумасшедший дом. А именно, что он, Альгимантас Александравичус, и творит то не сам, а является инструментом в руках Высшей Силы. Хорошие работы получаются у него только тогда, когда он делает их самозабвенно, то есть – не помня ничего и никого на свете… И тогда уже я почувствовал, что нашел родственную душу. И стал уже высказывать свои собственные суждения об искусстве. Алекс еще раз в процессе жаркой беседы заметил, что у него побежали мурашки по руке и, как непосредственный ребенок, засучив рукав, показал то место, где они у него побежали. А потом сказал: «Слушай, я привез на фестиваль две свои книги, одну уже подарил, а вторую хочу подарить тебе…» На следующее утро, уже перед самым отъездом, он, увидев меня, не поленился и побежал к себе в номер за книгой, и подарил. И теперь, если бы и я был бы таким эмоционально впечатлительным, как Алекс, то мурашки побежали бы у меня по телу. Эта книга называлась: «Православные храмы Литвы». Книга была на литовском и русском языках. «Это еще и энциклопедия»- добавил Алекс. Поскольку он сфотографировал абсолютно все православные храмы Литвы, сам сделал её макет. И подписал мне он свою книгу: Да, будет свет!.. Это было для меня полной неожиданностью, я был тронут до глубины души. После этого момента я убедился абсолютно, что русская фотография существует, поскольку проявляется она даже в творчестве таких замечательных фотографов, как Алекс. Который, как давеча сказал Сергей Борисов, мечтает о литовской школе фотографии. Тут нет никакого противоречия. Русскость, русская культура, русский мир не ограничены территорией России. Они распространены по всей планете. Русские по духу люди живут в Европе, Америке, Израиле. И они, ежели - художники, то устремлены подключаться к «русской гениальности». Поскольку, я полагаю, русскость – это всё-таки цивилизация. Она по определению многогранна. Подтверждение тому, ни у кого не вызывают возражение такие вроде бы взаимоисключающие словосочетания: как русский немец, русский грузин, русский еврей… А почему должно быть исключением выражение - русский литовец? Или что еще ближе к теме - РУССКАЯ ФОТОГРАФИЯ ЛИТОВСКОЙ ШКОЛЫ? P. S. На этом я заканчиваю очерк об Альгимантасе Александравичусе. Простите за корявость: очень давно не брал в руки шашек (перо). У меня есть задумка написать еще об одном замечательном фото-художнике. А так же - о наметившейся на фестивале яркой тенденции ПРОРЫВА из тотального кризиса, в котором оказалась фотография с наступлением цифровой эпохи. Но это немного позже. Да и то, если мне это позволит администрация фотографиера. Я и так занял слишком много места…

Сегодня знаковое событие. Настал черед мне в русле очерка о Альгимантасе Александравичусе писать о русскости, и сегодня по всей стране проходят Русские марши, каковых еще называются маршами русских националистов. Русский национализм в России набирает силу, и меня, русского националиста, это, безусловно, радует. Но и беспокоит, поскольку любой национализм граничит с нацизмом и эта граница очень зыбкая. Попробую дать четкое (принципиальное) различие между тем и другим проявлениями национального духа. Нацизм предполагает безоговорочное превосходство собственной нации на всеми другими. Национализм же напротив предполагает принципиальное равенство всех народов и народностей. Но в отличие от интернационализма, который вообще отменяет народы и нации в пользу общечеловечности – предполагает личную ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за собственную национальную культуру и соответственно собственную историю… Но поскольку я повел речь именно о русском национализме, то обязан дать определение русскости, русского человека, кто он? Вот это определение: Русский человек – тот, кто сам (подчеркиваю это, сам) считает себя русским человеком, для кого русский язык – является родным языком, русская культура – родной культурой, русская история – собственной историей. И это (опять подчеркиваю) не зависимо от национальности, вероисповедания, и даже места жительства. Русский человек не считает, что его народ - лучше какого либо другого народа, но и - не хуже… Полагаю, не трудно заметить, что мое понятие русскости – сугубо культурного (духовного) свойства. Кровь, конечно, играет роль в определении национальности, но далеко не доминирующую… А теперь о русской гениальности. По моему глубокому и, не побоюсь этого слова, выстраданному убеждению, человечество, как совокупность цивилизаций, культур, наций и т.д. развивается в русле (дискурсе) национальных культурных социальных образований. А точнее сказать - в определенном раз и навсегда заданном временнОм русле, исходящем из глубочайшего прошлого времени, которое незыблемо уже по своему определению. То есть, ежели посмотреть на любое национальное образование: этнос, народность, нацию – то можно увидеть его прошлое. А если углубляться в это прошлое, то можно дойти до НАЧАЛА НАЧАЛ, то есть, до Бога, или до Большого Взрыва… Любая национальная культура в своем прошлом времени тянется из бесконечности. Но любой вектор развития, исходящий из бесконечности, устремлен своей потенцией так же в бесконечность. То есть любое национальное образование, не зависимо от того, мало оно или велико, обрамлено с обоих сторон своего времени бесконечностями. И по сути дела является БЕСКОНЕЧНОЙ величиной, или категорией, кому как это будет удобно. Живя в русле (дискурсе) своей национальности, мы, люди, в принципе, смертные существа, живем в действительности как существа бессмертные. Так вот, очень немногие из нас, людей, физически ощущают ту первоосновную временнУю (историческую) нить, которая связывает наше, человеческое, бытие одним временнЫм концом, устремленным в прошлое, с Началом Начал, и другим временнЫм концом, устремленным в будущее, с Концом Концов. Более того, человеческая жизнь так устроена, что в каждый миг настоящего времени эта связь времен разрушается. В настоящем времени человеческая жизнь (жизнь человечества) переходит из временнОго измерения в пространственное. В каждый миг настоящего времени бесконечность человеческого мира подвергается разрушению, и уже давно не осталось бы от человечества ни малейшего следа, если бы ни ТИТАНЫ человеческого духа. Именно их я и называю гениями. Поскольку именно они и творят чрезвычайно полезную (может быть даже самую полезную) для человечества работу – соединяют в себе (в своем сердце) связь времен, и это соединение выдают в социум в виде какого-нибудь художественного продукта. Но не обязательно только художественного... Конкретно о русской гениальности. Мы, русские люди, можем подключиться только к русской нити гениальности (временнОй нити, соединяющей две бесконечности), дабы восстановить в своем сердце порушенную связь времен. То есть, мы может пробиться к этой нити (стать гениями) только через русскую культуру, русский дух, русскую так называемую загадочную душу. Никакого другого пути к гениальности нет и в принципе быть не может. Но это вовсе не значит, что проход (прорыв) к русской гениальности невозможен человеку другой, не русской крови. Возможен! Еще как возможен, но при одном непременном условии: этот человек должен сначала породниться с русской культурой и русским духом. И только тогда ему приоткроется проход к русской гениальности. Точно так и русский человек может прорваться к гениальности через другую культуру, но и тут он должен сначала проникнуться чужой культурой до такой степени, что она станет его родной культурой… Миру нужны гении. Мир движим гениями. И признает Мир проявление русской гениальности только в одном случае. Если она действительно будет именно РУССКАЯ гениальность, выросшая из русской культуры. Поскольку ни из какой другой культуры ТАКОЕ произрасти и в принципе не может. Из всех культур может вырасти гениальность. Но это будет ДРУГОЙ гениальностью… Попытка же русскому человеку (как и любому иному человеку) прорасти через другую гениальности – в любом случае обернется жалким плагиатом… Альгимантас Александравичус проникся русским духом, он взрастил в себе загадочную русскую душу. И потому ему заслуженно открылся проход в русскую гениальность…

3. Альгимантас Александравичус – человек обманчивого внешнего вида. Он несколько грузноватый, неловкий и похож на Пьера Безухова. Но когда он мастерски овладел вниманием аудитории – преобразился. Умно и при этом артистично он начал ведать о самом, пожалуй, сложном жанре фотографии – психологическом портрете. «Труднее всего фотографировать женщину, - интригующе делился он богатым опытом,- женщина всегда хочет быть красивой. Безусловно, она хочет быть сама собой, но так, чтобы при этом еще и выглядеть красивой…» Второе место по сложности фотографирования портретов он отвел актерам. Те в отличие от женщин практически никогда не бывают сами собой: они всегда пребывают в той или иной роли, и во время фотосессии меняют роли как перчатки. Но фотограф портретист не охотится за ролями, тем более что их лучше всего снимать во время спектакля. Фотограф портретист охотится за истинными лицами. Которых порой не замечает в себе даже сам позирующий человек. А потому портретисту недостаточно быть хорошим фотографом: ему нужно быть и превосходным манипулятором (в самом лучшем смысле этого слова), чтобы расположить человека к искренности и на фоне этой искренности дать ему возможность естественно быть самим собой. Альгимантас Александравичус поделился некоторыми приемами расположения к себе моделей, в числе которых, как правило - известные и незаурядные люди. Артистов, к примеру, по мнению Алекса, лучше всего снимать, когда они в гримерной настраиваются на спектакль. Это тот самый золотой момент в их творческой жизни, когда они еще не в маске роли, а маска прежней роли уже снята. Именно тогда их отражение в зеркале и являет истинное Я. Подобных примеров было много. Подавались они человеком любящим свое дело, и готовым щедро делиться своей увлеченностью с заинтересованными коллегами, среди которых были и члены жюри. Но меня в Альгимантасе Александравичусе поразило другое, когда он уже стал делиться опытом работы со снятыми изображениями, то есть техническими приемами, а точнее сказать с одним техническим приемом, а именно – резкой изображений, или как это еще называют кадрированием. И вот тут признаюсь, я увидел перед собой гения. Допускаю, что это может быть и мое преувеличение. Но, по крайней мере, я увидел мага, колдуна, алхимика, который одним лишь техническим приемом делал из относительного ничего шедевры. И ему это удавалось, как если бы алхимику удалось сделать из олова золото. Он резал портрет так утонченно и точно, что радикально менялся весь художественный контекст фотографического изображения. Особенно меня поразила фотография танцовщика (или танцовщицы, я точно не разглядел). Фотография была так себе. Но когда Алекс срезал часть головы, то босые ноги мгновенно вышли на главный план, и сказали о модели гораздо больше, чем, если бы говорило её лицо… Сделано это было несколько нервно, навзрыдно, но абсолютно убедительно. И вот тут уже я увидел в Альгимантасе Александравичусе Дмитрия Карамазова… Алекс показал еще несколько работ успешного применения приема резки. Этого оказалось достаточно (по крайней мере, для меня), чтобы я разглядел присущий автору творческий почерк. Именно такой почерк и делает всякого, безусловно, талантливого человека истинным художником. Этот почерк сроднен отпечаткам пальцев, у каждого художника – он индивидуален. И каждый художник, найдя себя, а по сути дела - выработав свой почерк, уже никогда от него не отступается. Но тут для меня и оказалось полной неожиданностью, когда Алекс отступился. Он показал последнюю работу, где обрезано было больше, чем этого требовал его почерк. Он даже сам сказал, тут обрезано больше. Но поразительное дело от такой избыточной резки работа заиграла и ожила. А если бы в этом случае автор придерживался своего почерка, работа не состоялась и была бы посредственной… Но это (опять же по крайней мере для меня) означало, что Альгимантас Александравичус руководствуется в творчестве большим, чем индивидуально наработанным почерком. И это «БОЛЬШЕЕ» может быть только гениальностью… (А вот какой смысл я лично вкладываю в понятие гениальность, а тем более, русская гениальность – постараюсь поведать в следующем выступлении)

2. Второй раз мы соприкоснулись душами (нашли взаимопонимание) с Альгимантасом Александравичусем при обсуждении процедуры отбора выставочных работ. Сидящий впереди меня Борисов заметил, что некоторые участники обиделись на систему отбора. Балы (голоса) выставлялись членами жюри в онлайн. Они (балы) шли по возрастающей, то есть складывались. А потом вдруг у некоторых работ общая сумма балов стала уменьшаться… По поводу этого на сайте СФХ даже разгорелась нешуточная дискуссия, что принципе и хорошо. К слову сказать, тут, на фотографиере, возникла дискуссия о чистоте НЮ, а там, на сайте СФХ, возникла дискуссия о чистоте НАТЮРМОРТА, как жанра… Обсуждение технологии отбора работ шла между членами жюри, участники – как полагается, молчали. Но поскольку речь шла о таких как я, у которых вдруг «ни с того ни с сего» слетели балы одной работы, и она из проходной стала непроходной, решил высказаться. Я сказал, что вовсе не обиделся, хотя попервоначалу, признаюсь, пришел в оторопь. Но потом углубился в систему отбора, и понял, что и я, будь на месте жюри, снес бы свою работу. И вовсе не потому, что она была так уж качественно хуже остальных. Нет, она была ДРУГОЙ. Я сказал, что не обиделся потому, как понял систему отбора. Председатели каждой из номинаций отбирали выставку по, скажем так, «кураторскому» принципу. Это были их авторские коллекции чужих работ. По такому принципу набирают себе курсы мастера в театральных институтах. По сути дела это был не совсем конкурс… А уменьшение общей суммы балов – инструмент, если так можно сказать, расфасовки проходных работ. Что собственно и было заявлено в условиях.. Альгимантас Александравичус по своему обыкновению, ЖАРКО подтвердил и углубил эту мою мысль. И как мне показалось, выказал признательность за то, это я эту мысль обнародовал… Но я привел сейчас этот эпизод еще вот почему. Мне кажется, именно в таком подходе и сокрыт успех фестиваля. Потому как по сути дела фестиваль - это была выставка членов жюри. Каждый из них явил себя в трех качествах: личностном, кураторском и собственно творческом. Более того, после так называемых мастер-классов, неожиданно по другому смотрелись и отобранные ими выставочные работы. Они чуть ли ни буквально осветлялись «кураторским» светом безусловных мастеров фотографии. И у авторов выставочных работ (которые в подавляющем большинстве совсем молодые люди) явно проглядывались устремленные в бесконечность творческие перспективы через личности и творчество своих «кураторов». Это ли ни творческое наставничество, которое худо или бедно практиковалось в советское время, а ныне совершенно забыто? Но с другой стороны и члены жюри, отталкиваясь от выставочных работ: то есть от объективного состояния нынешней русской фотографии (было отобрано самое лучшее из того что было) – личным примером, личным творчеством – показали творческие выходы из нынешнего, мягко говоря, плачевного состояния русского фото. И что мне больше всего понравилось: каждый член жюри показал свой личный СОСТОЯВШИЙСЯ творческий прорыв. Если у меня хватит духу и запала, я об этом феномене напишу подробнее. А пока хочу сказать действительно о МИРОВОМ уровне описываемого мероприятия. Но опять же не буду давать оценки. Скажу только один факт. Пара работ (фотографий), которые были показаны на фестивале, опубликованы в каталоге одного из аукционов мирового уровня на одном развороте с фотографией Ньютона. Я это видел своими глазами. Но собственно, и вы все знаете этого члена жюри. Это Борисов. Да и он сам говорил уже тут об этом аукционе. Если эти работы Борисова не мировой уровень – то тогда о каком мировом уровне может вестись речь?

Я уже писал, с каким настроением приехал на фестиваль. Плюс к этому недосып: пришлось очень рано вставать. Плюс долгая утомительная дорога до Суздаля… Но успел: до открытия оставалось пару часов. Потому первым делом пробежал по выставке. Отметил, что некоторые работы в электронном варианте выглядели выигрышнее. А некоторые, в том числе и мои работы, гораздо лучше стали смотреться в напечатанном виде. Однако оценивать уровень выставки принципиально не стал. И даже не потому, что я не фотограф, и судить фотографов не правомочен. А потому что нахожу это занятие совершенно бессмысленным. Я приехал попытаться разглядеть ТЕНДЕНЦИЮ: на нисходящем или, наоборот, на восходящем потоке пребывает русская фотография как явление. Потому мне было без разницы какая она: при восходящем даже самая плохая - завтра станет хорошей, а послезавтра может стать и гениальной; тогда как при нисходящем потоке даже гениальная завтра станет просто хорошей, а послезавтра опустится до плохой… Я тут, понятное дело, имею ввиду фотографию как явление, а не как отдельную работу… На открытии было малочисленно: многие еще не приехали. Со сцены бравый штатный массовик затейник проговорил в микрофон дежурные слова приветствия. С таких же дежурных слов начали свои выступления и члены жюри. Фестиваль начинался как обычное бюрократическое мероприятие. Оживление началось (по крайней мере, я оживился) с выступления Альгимантаса Александравичуса. Он, слегка запинаясь (похоже от волнения) сказал совершенно неожиданную для меня вещь. А именно, что выставка, которая разместилась в просторном зале гостиничного комплекса, показала МИРОВОЙ УРОВЕНЬ… Потом он несколько раз это повторил, оправдываясь, что его слова вовсе не лесть, что действительно, в свете того, что он видел в последние годы – эта выставка явление… Впрочем меня зацепила за живое вовсе не его оценка (мое отношение к оценкам я высказал выше), а его внутренняя борьба: я заметил, что говорил он это совершенно искренне и что его сильно тяготит бюрократическая атмосфера, и он всеми своими фибрами пытается вырваться из её пут… Как бы то ни было но после этого его выступления началось общее оживление, которое не погасло уже до последнего часа отъезда. Так что могу засвидетельствовать, что именно Альгимантас Александравичус поднес зажженную спичку к бочке с порохом творческого заряда, которая мгновенно вспыхнула пышным фейерверком… Немного позже, когда мы, участники, вперемежку с членами жюри, разбрелись по выставке и стали обсуждать конкретные работы, к кучке, в которой был я, подошел Альгимантас Александравичус. Пользуясь моментом, я спросил у него в лоб: а действительно он считает, что у нашей выставки мировой уровень. Он ничуть не смутился и уже вспыхнул даже с некоторой радостью и стал приводить аргументы, почему он именно так считает. Эти аргументы я перечислять не буду, ибо вовсе не они легли бальзамом на мою душу, а – его напористая искренность. Я увидел перед собой человека, абсолютно верящего в то, что говорит. И моему сердцу это было милее миллиона аргументов, высказываемых холодным умом… Альгимантас Александравичус, как в этом я потом убедился, увидел выставку в восходящем потоке. И, как это я уже полагаю, этот поток возносил русскую фотографию на высочайший мировой уровень…

Начинаю цикл зарисовок о Суздальском фестивале Признаюсь, я не хотел ехать в Суздаль на фестиваль «рус-арт-фото 2013». Ядовитые зерна, посаженные в мою душу Андреем Грининым, проросли. Гринину удалось таки внушить мне, что ВСЁ – дерьмо, и ВСЕ – воняют. И нет, да и в принципе не может быть ныне никакого просвета, а уж тем более намека на творчество. Еще раньше росток уныния зародил во мне и Игорь Старков. Процитирую его: «Нет никаких признаков, по которым иностранный критик, искусствовед или просто опытный фотограф, увидев картинку, безошибочно мог бы сказать: да, это снял русский, даже если фотография сделана в Европе или Азии.» Но у меня с юности сформировалась занудная привычка: не доверять ощущениям, а прежде, чем делать выводы – УДОСТОВЕРИТЬСЯ. Поэтому поехал, чтобы удостовериться. А именно - удостовериться в том, что фотоЖИЗНЬ в России, а тем более, русская фотография – являют собою в лучшем случае унылое кладбище, в худшем – заброшенную свалку. И таки удостоверился. Но совершенно в обратном. Российская фотоЖИЗНЬ, в том числе русская фотография – ни только есть, но и находятся на подъеме, и излучают такую мощнейшую потенцию, что я увидел в ней паровоз, которому под силу вытащить наше отечество из кризиса. Тут уже критиковали выставку, представленную на фестивале, отмечая её невысокий (фиаповский) уровень. Как очевидец могу сказать, что эта критика неправомочна, да и несправедлива. Поскольку говорить только выставке, выдергивая её из общего контекста – значит вообще ни о чем не говорить. Речь нужно вести именно о ФЕСТИВАЛЕ, который длился четыре дня. Это было уникальное событие. Визуально его можно представить так. Выставка – это своего рода точка отчета. Она, скажем так – некая самая низшая планка. То есть, что есть – то есть. И действительно из семи тысяч работ – отобрали надо полагать лучшие. И если была только выставка, как в фиапе (тоже был очевидцем), тогда действительно было бы так, как вещает Гринин. Однако настоящим украшением фестиваля – было совсем другое. То, что в программе называлось мастер-классами. Но это было гораздо больше и сильнее мастер-классов. Это были своего рода перфомансы или хепенинги, во время которых авторы показывали свои фотографические коллекции. И мы зрители, смотрели на фотографии через призму самого автора. То есть фестиваль можно визуально представить так: выставка – это некая исходная точка, отталкиваясь от которой, исходили лучами, уходящими в бесконечность, акционисты: они же, за исключением Светланы Пожарской - члены жюри. Таким образом исходная выставка как бы пополнилась работами и членов жюри… Плюс к этому уникальная творческая атмосфера, которая возникла возможно от того, что все участники, как акционисты, так и зрители все четыре дня заходились в замкнутом пространстве туристического комплекса, который изнутри выглядел как гигантский космический корабль с патологически длинными коридорами, переходящими один в другой… То есть мы все были в этом пространстве заложниками творчества, и естественно бурно фонтанировали творческим духом… Задушевные разговоры о творчестве спонтанно вспыхивали то там, то здесь, и каждый мог подойти и прислушиваться к разговорам. Секретов ни от кого не было… Иными словами, фестиваль в Суздале состоялся именно потому, что он протекал как многодневный хепенинг с единой стилистикой, в едином для всех пространстве и времени…

С 24 по 27 октября в Суздале состоялся первый фестиваль русской артистической фотографии. Событие незаурядное, а по мне и вовсе знаковое. Выношу это сообщение потому, что в нем участвовали и наши коллеги по фотографиеру. Борисов участвовал в как член жюри и одновременно председатель номинации НЮ. А Игорь Юнаковский занял первое место в этой номинации. Как очевидец фестиваля могу сказать по этому поводу, что решение о первом месте Игоря принимал совет жюри. Сначала работа Игоря шла вторым местом, то есть на это место Игоря выдвинул Борисов. Но при окончательном просмотре, работы, которые номинировались на первое место, сошли на второе, потому как члены жюри заметили в них некую вторичность. Так Игорь стал первым. Я полагаю, что нужно поздравить Игоря с заслуженной победой. От себя скажу, что фестиваль удался. И подумываю реанимировать свои журналистские и писательские навыки, чтобы сделать несколько зарисовок о людях и мероприятии. И сделать это в русле возникшей несколько более полгода назад жаркой дискуссии о русской фотографии.

3 тип. ВИЗУАЛЬЩИКИ. Это аристократия фотографического сообщества, его белая косточка, высшая каста фотографов. Едва ли ни все самое лучшее, что сделано в области фотографии – сотворено ими. Их еще можно назвать – люди ЗАКАЗА. Ибо чуть ли ни в абсолютном большинстве своем работают НА ЗАКАЗ. Работают они во всех сферах, где есть ЗАКАЗ на фотографию. И, пожалуй, подчеркну это – ЗАКАЗ ОПЛАЧИВАЕМЫЙ. То есть эта каста фотографов работает главным образом за деньги. Правда, бывает, что они работают на свой собственный (внутренний) заказ. И творят, как говорится, в стол. Но при этом с обязательной надеждой – продать в конце концов и это свое сотворенное в стол произведение. К этому типу относятся рекламные, галерейные, студийные и другие подобные им фотографы. Качественное отличие их от других типов фотографов в том, что, ПОЛУЧИВ ЗАКАЗ, они поначалу обязательно создают (творят) в себе ОБРАЗ предполагаемой работы, который будет максимально полно соответствовать требованию заказа. Для этого типа фотографов – сначала ОБРАЗ (фото)изображения, а потом только само (фото)изображение. Выходя на «фотоохоту», они в окружающей среде ищут изображение, максимально соответствующее сотворенному в сознании ОБРАЗУ. Довольно часто они подгоняют окружающую среду под свой образ – делают постановочную работу. И когда видят (часто не умом, а сердцем), что внешнее изображение совпадает с внутренним, палец вдавливается в «кнопку»… У ВИЗУАЛЬЩИКОВ на «кнопку» давит ОБРАЗ. Именно он, этот образ, всматривается в окружающую действительность, и когда видит в нем свое зеркальное отражение, дает команду: пуск. Обязательная предварительная визуализация творимой работы роднит фотографов этого типа с художниками других ИЗО, в частности с живописцами и графиками. Однако назвать первых художниками (фотохудожниками) я бы не решился. Потому как фотоаппарат – очень неудобный инструмент для реализации представляемого образа. Гораздо проще и эффективнее орудовать в этом случае кистью или карандашом. Человек с талантом визуальщика в живописи, как виде искусства, имеет не сопоставимо больше возможности максимально полно воплотить рожденный собственным сознанием (подсознанием) ОБРАЗ. Отчасти поэтому и сами творения визуальщиков как ни крути – являются вторичными по отношению к другим подобным произведениям ИЗО. Так что я таки отношу ВИЗУАЛЬЩИКОВ к ремесленникам. Но это ремесло самой высшей пробы, ремесло, в буквальном и переносном смыслах, граничащее с искусством. (продолжение следует)

Меня удивляет до сих пор, что в теории фотографии нет внятной классификации фотографов. Правда, возможно, она мне не попадалась на глаза. Такая классификация нужна: не разделяя разнокачественных фотографов один от другого, невозможно адекватно рассматривать и сотворенные ими фотографии. Не знаю, кого как, но меня лично удручает, что на этом сетевом ресурсе критика, даже доброжелательная – строится на субъективной вкусовщине. А уж тем более, когда ругают (что чаще всего) невозможно понять за что ругают и почему ругают. Чаще всего ругают, скажем, верблюда за то, что он не лошадь. И наличие горба считают за дефект… Полагаю, что без классификации фотографов теория фотографии развиваться не может в принципе. Но чтобы классифицировать фотографов, нужен некий общеединый принцип (критерий), который одновременно всех объединяет и в тоже время качественно разделяет. Я понимаю фотографа, как некую систему (аппарат), состоящий из самого фотографа, фотоаппарата и окружающей среды, в которой потенциально находится снимаемое изображение. Акт фотографирования, в котором активно участвуют все три вышеперечисленные составляющие – начинается с нажатия «кнопки». Так вот, в зависимости от того, КТО или ЧТО запускает процесс фотографирования - и строится моя классификация. Я выделил 5 типов фотографов. Все они качественно отличаются друг от друга. 1 тип. КНОПКОДАВИТЕЛИ. Это главным образом любитель. На «кнопку» давит он сам, и давит, когда сам посчитает нужным. По сути дела он всегда снимает себя любимого. Даже если и снимает что-то отстраненное, то в этом отстраненном жирным контекстом читается; «Здесь был я», или «Здесь был Вася (имя любителя)". Он до умопомрачения любит снимать своих собак, кошек и дачу. Но при этом подчеркивается, что это моя кошка, это моя собака и это моя дача. Сфотографированное любителем изображение подается им в неразрывном контексте с самим собою. Любитель пишет фото-летопись исключительно о самом себе. 2. тип. ДОКУМЕНТАЛИСТЫ. Это главным образом профи. Наиболее ярко проявлен этот тип в фото-журналистике. От любителя он отличается тем, что никогда не давит на «кнопку» сам. Давит на «кнопку» его фотоаппарата – СОБЫТИЕ. Поскольку именно оно и является для него РАЗДРАЖИТЕЛЕМ, который запускает рефлекторную реакцию нажатия на «кнопку». Документалист как субъект подчеркнуто отстранен от сотворенного им фотоизображения. В нем минимум субъективного, а максимум объективного. Документалист как бы говорит: «Это событие происходило без моего участия. Но оно происходило именно так, как мне удалось его заснять…» Мастерство документалиста заключается в том, чтобы снимок максимально полно рассказал о снимаемом событии. Документалист пишет фото-летопись о своем времени. Безусловно, ни только фото-журналисты являются документалистами. Огромное количество фотографов так же талантливо и профессионально пишут фото-летопись времени. И они являются настоящими профи, хотя снимают главным образом в стол. Но в любом случае их фотографический бог – СОБЫТИЕ. (продолжение следует)

Еще раз хочу подчеркнуть: я не пишу научный трактат. Мысли, которые намерен высказать – исключительно для моего личного (внутреннего) пользования. Правда, мотив написания цикла текстов - возможно и необычен. Считайте, что это дипломная работа, адресованная моим выше названным учителям. Я уже писал, что пришел на этот сайт с абсолютно с нулевым знанием теории фотографии. Этой «дипломной работой» хочу показать, на сколько теперь в теме. Да и администрации сайта тоже, полагаю, будет интересно – посмотреть на результаты своей работы. Самое главное, сайт побудил меня ни только читать, но и ДУМАТЬ. Таких сетевых (да и ни только сетевых) ресурсов больше в России нет. По крайней мере, мне они как-то не попались. Теперь по существу. Но сначала несколько фундаментальных замечаний. Культура – она как мифическая черепаха на трех китах, держится на трех равновеликих и равноценных, но при этом разнокачественных и взаимоисключающих себя ИСТИНАХ. Это – истина научная, истина религиозная и истина художественная. Истина научная – ДОКАЗЫВАЕТСЯ. Она указывает на то, что ЕСТЬ, и это ЕСТЬ существует независимо от воспринимающего её субъекта. Истина религиозная принимается НА ВЕРУ (верую, потому что абсурдно). Она субъективна и указывает на то, что ЕСТЬ у верующего в неё субъекта. У не верующего в неё субъекта её естественно нет. И, наконец, истина художественная указывает на то, чего нет на самом деле, но это могло быть, или может быть. При том не обязательно в объективной действительности, но и во сне или бреду. Истина художественная по сути своей – ДОПУЩЕНИЕ (предположение), и она тоже сугубо субъективна… Культурный человек различает эти три истины и никогда не путает их. Некультурный – наоборот; он эти истины не различает: для него существует только одна истина (не обязательно научная, как у так называемых научных атеистов), а своя личностная. По сути дела суррогатная истина…. Теперь перейдем непосредственно к фотографии. Какой вид истины она творит и отображает? К какому виду культуры она принадлежит? Ответ вроде бы очевиден – к научному. Потому как отображает ТО, ЧТО ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. Правда, она не способна отражать умозрительнее конструкции. Ну, например формулу круга, или какое-нибудь уравнение. А научные истины чуть ли ни на 95% состоят из умозрительных конструкций. Но к художественным истинам она вроде как вообще не может иметь никакого отношения. Фотоаппарат в принципе своем не может снимать предположения. Поэтому задаю фотографам сакраментальный тест-вопрос: ВЫ МОЖЕТЕ СНЯТЬ СНОВИДЕНИЕ? Фотограф, который ответит на этот вопрос отрицательно – НЕ ХУДОЖНИК. Утвердительно ответить на этот вопрос может только ХУДОЖНИК. К коим отношу себя и я. Отвечу, как я могу снять сновидение, а так же - любое предположение, любой образ из прошедшего и будущего времен. Для этого мне нужно будет всего лишь обогатить фотографический язык качествами языка поэтического. А именно – всевозможными тропами. То есть придать визуальному изображению вербальные качества. В пример приведу хрестоматийный троп Пушкина «пчела из кельи восковой летит за данью полевой». Келья – это улей, дань полевая – нектар. Так вот, допустим, улей и нектар по каким либо причинам снять невозможно, но зато можно снять келью и «дань полевую». И – ЗАМЕНИТЬ их в метафоре. И вот тут самое главное: как это сделать? На фотоизображении кельи невозможно оставить письменное сообщение зрителю: прошу воспринимать келью как пчелиный улей. Нужно, чтобы зритель догадался это сделать сам. Ведь читатель стихов Пушкина – это делает без подсказки автора. А делает он это так, потому как заведомо знает, что имеет дело с поэзией и в частности с метафорой. Поэтому фотограф, претендующий на призвание ХУДОЖНИКА, должен уметь ни только фотографировать, но и, что гораздо важнее – переносить фотоизображение из документального контекста в контекст художественный. Фотохудожник качественно отличается от фотографа тем, что он еще и творит ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ КОНТЕКСТ. И вот тут начинаются исконно фотографические, а можно сказать и культурные сложности. Поскольку художественный контекст фотохудожника чаще всего неочевиден. Скажем, в отличие от него живописец творит свой художественный контекст вместе с изображением, да еще сопровождает контекст манифестом, а у фотографа – изображение и контекст – раздельны. Но и это еще половина беды: беда в том, что у фотохудожника изображение видимо, а контекст – невидим. Фотохудожник может видеть контекст в своей работе, но зритель, или критик, этого контекста не видит в упор, а то и вовсе принципиально не желает видеть. Тем не менее, творчество – фотохудожника – это творчество КОНТЕКСТА. И это творчество – полноценное искусство: оно равновелико всем остальным видам искусства. Просто оно еще находится в развитии. И не успело заявить о себе в полный (а я убежден, в гигантский) свой рост.