Посещая выставки художественной фотографии, раз за разом убеждаешься — современное постмодернистское искусство в основном делается для понимающих психиатров. Закомплексованные авторы демонстрируют истории своих болезней, а иные здоровяки в угоду деспотической моде мнимые болезни успешно симулируют.

Особняком стоят великие социальные фотографы, которые свой дар посвятили исследованию больного общества, отвергнув личное копание в собственной душе. Они своим творчеством протестуют против самоистребления человечества в войнах; против невыносимой эксплуатации наемного труда в бесчеловечных условиях; против жестокого обращения с заключенными и циничного равнодушия в домах призрения. Они выполняют свою миссию, чувствуя свою личную ответственность перед обществом и стремясь не допустить его тотального озверения.

Что можно про них сказать? Ими можно лишь восхищаться. Сквозь такие залы проходишь как сквозь чистилище. Рядом с подобными мощными выставками натужное и вымороченное «искусство» рассыпается в труху. А психологические комплексы фотохудожников, демонстрирующих свои любимые мозоли, а также детские страхи и обиды напоказ для якобы просвещенной публики, не встретят должного сочувствия в сравнении с поистине душераздирающими картинами бедствий миллионов людей, лишенных права на все, в том числе и на жизнь.

Понять закомплексованных фотохудожников можно: у каждого жизнь одна и избавляться от комплексов нужно, а некоторым необходимо делать это именно напоказ. Но зрителям-то зачем листать тома историй их психических болезней? Сопереживать больному искусству, как и читать больную литературу опасно для нашего здоровья, хотя Минкульт нас об этом и не предупреждает.

Но можно взглянуть на это с другой стороны. Цивилизация заводит нас в тупик, и общество от этого болеет. Художники — традиционно изгои общества, совершенно не нужные ему, — громче всех кричат о грядущей опасности, пугая и нервируя своим искусством слабых и беззащитных сородичей. Обеспеченные же и крайне самоуверенные граждане покупают их истерические вопли в качестве авангардного искусства. Художественный ужас делается ходким товаром для ловких торговцев и острой пищей для интеллектуальной, но бесчувственной элиты.

Пока ужас гнездится лишь в отзывчивых головах и концентрируется в музеях и галереях, но со временем он неизбежно выйдет на улицы. Нынешнее искусство, выражая общественное подсознание как барометр, показывает «бурю».

Какой же вывод можно сделать из этих противоречивых суждений? Во-первых, честное авангардное искусство создается не для услаждения его благодушного и беспечного потребителя. Во-вторых, некоторые произведения — не для слабонервной публики, и публику об этом надо честно предупреждать, выделив для их показа отдельные залы. В-третьих, можно подумать и о медицинской экспертизе художественной продукции; подобно тому, как назначена экспертиза генетически модифицированным продуктам. Современное искусство мутирует с катастрофической скоростью, не только предупреждая человечество о грозящих опасностях, но и провоцируя его на шаги в опасном направлении. В-четвертых, полезно подумать о том, что искусство является третьей сигнальной системой и потому сегодня оно так дико, безобразно, жестоко и безнравственно, что уже выбилось из сил, подавая нам сигналы тревоги, и ревет теперь, подобно корабельной сирене.

Есть, конечно, и здоровое искусство, о нем мы пока не говорим.