Наиля Синицына, основатель и руководитель фотоагентства Eight Agency, в откровенном интервью рассказывает о 15-летнем опыте работы в индустрии коммерческой фотографии. В подкасте Димы Мидборна и Марины Одношевиной «Творческая личность» она делится историей создания агентства, преодоления стереотипов и построения цивилизованных отношений на рынке. Наиля раскрывает секреты эффективного сотрудничества фотографов и агентств, обсуждает изменения в индустрии за последние годы и дает советы по разрешению конфликтных ситуаций с клиентами и творческими личностями. Это интервью – уникальная возможность заглянуть за кулисы успешного фотобизнеса и узнать, как находить баланс между творчеством и коммерцией.
Читайте расшифровку разговора или слушайте подкаст.
Дима Мидборн: Привет, я Дима Мидборн, и я музыкант.
Марина Одношевина: А я Марина Одношевина — коуч. Вместе мы уже второй сезон делаем подкаст «Творческая личность» про людей, которые зарабатывают благодаря своей творческой профессии, и про то, что их поддерживает на этом пути.
ДМ: Сегодня у нас в гостях Наиля Синицына, создатель и глава фотоагентства Eight Agency. Агентство курирует более 20 фотографов, которые снимают рекламу таким клиентам, как Mercedes, Apple, Nike, Сбер, Reebok, МТС, Tele2 и многие другие.
Ты открыла агентство 15 лет назад. Как изменились ты и твое представление о рынке коммерческой фотографии за эти годы?
Наиля Синицына: Все кардинально изменилось. Когда я открывала агентство, индустрии фактически не существовало. Фотографов вообще не считали достойной уважения рабочей силой на коммерческих проектах. Все бюджеты и все внимание уделялось видеопроизводству. Там были колоссальные бюджеты. А фотограф — ну так, прибежал какой-то человек, нажимающий на кнопку, что-то там нам снял. Понятия авторского права не существовало, понятия рабочей смены, какого-то этического, нормального отношения к работе не существовало. Более того, не существовало большого количества фотографов.
Была гильдия рекламных фотографов, талантливых, но которые не хотели развиваться, двигаться вперед. А это были нулевые, когда пришло очень много иностранных компаний в Россию. Unilever, Coca-Cola, Mars приходили. Им нужно было, чтобы их как-то соответствующе привычному глобальному уровню вели и соответствующе делали съемки. И тут стали появляться молодые ребята-фотографы. Стало понятно, что старая школа слишком неповоротливая, и иностранцы слишком дорогие, и нужно растить местные таланты. Собственно, этим я и занялась.
Но, естественно, это все проходило через такие разговоры, как: «Девочка, ты кто такая? Женщина должна быть босая, беременная у плиты». Эти маститые мужчины-продюсеры, которые знают, как надо делать, они меня учили жизни. С этим приходилось годами справляться, пока система не стала работать, не стала цивилизованной. Теперь уже у фотографа есть рабочая смена, адекватный гонорар, заключается контракт, дается лицензия на его авторские права.
Это все годами происходило. Сейчас все выглядит суперцивильно. И сейчас уровень нашего производства абсолютно не отстает от мирового. Мы как-то год за пять прожили, по-быстрому все наверстали и, соответственно, получили офигенный результат.
МО: А что поменялось за последние два года? Потому что, как мы понимаем, какие-то бренды ушли, какие-то бренды перестали или сократили рекламные бюджеты. Может, появились какие-то клиенты из Китая или Арабских Эмиратов?
НС: Ну вот вы, когда представляли, так классно озвучили клиентов, для которых мы когда-то работали, потому что Nike, Adidas, Apple — они просто уже официально здесь не работают. Но есть, например, такие кейсы, как Reebok, который теперь называется не Reebok, а называется Streetbox или как-то так. Они поменяли название и продолжают снимать кампейны просто под другим названием или для каких-то мультибрендовых магазинов. Был такой страх, что все сейчас уйдет и ничего не придет, и мы все останемся голодными. И что будет с индустрией?
Это как птица Феникс. Через два месяца после того, как нам казалось, что все ушло и все закончилось, все заново началось. И это удивительно. Те клиенты, которые раньше были не очень заметны, например, Gloria Jeans.
Мы знаем, что этому бренду сто-пятьсот лет. Они с 80-х годов делают джинсы. Но поскольку была огромная машина масс-маркета иностранного в виде H&M и Zara, то им просто невозможно было пробиться. Все эти ребята ушли. Их площади стали занимать Gloria Jeans, Lime, Befree — наши локальные ребята, которые быстро поняли, что им нужно делать классный визуал!
Люди любят, когда дешевые вещи сняты красиво, дорого, и тогда это будут покупать. Это действительно так и работает. Большая часть команды Vogue перешла работать в Lime, и они создают там креатив, классный визуал. Сразу появились какие-то огромные бюджеты на это. То есть мы никогда до 2022 года не снимали Gloria Jeans. В моем пространстве не существовало этого бренда. Получилось такое замещение. Одно ушло, а другое получило возможность развиваться, существовать. Откуда они взяли эти бюджеты, я не знаю.
Касаемо разных брендов: китайские машины сейчас пришли. Названий я вам не скажу, я вообще не понимаю, что это за автомобили.
Дубай. Для меня это загадочное место. Я, честно, не готова с ним соприкасаться. Но мой фотограф ездил снимать в Дубай для какого-то международного бренда fashion campaign. Пару раз было такое, да.
МО: Продолжают ли работать с агентством зарубежные фотографы? Или ваши отношения прервались?
НС: У них очень поддерживающая позиция. Лично ко мне. Потому что у нас годами складывались отношения. Часто раньше приезжали, особенно немецкие фотографы, снимать. Все они очень любили приезжать в Россию. Для них это все тоже сейчас непросто.
Кто-то не готов приезжать в Россию снимать, но готов снимать не на территории России. Кто-то готов и приезжать. Но просто это супердорого. Учитывая сейчас все ситуации с билетами — это просто катастрофа.
Если раньше мы могли из Берлина привезти нашего фотографа за 15 тысяч рублей, то сейчас это будет стоить 100 тысяч рублей. Все-таки клиент не готов настолько тратиться, потому что локальный рынок уже достаточно конкурентный, чтобы не обращаться к иностранцам для каких-то задач.
МО: Поменялся ли как-то рынок рекламируемых товаров?
НС: У нас в последние пару лет все стало очень diversity, что хорошо. Потому что когда я начинала работать в рекламе, у нас присутствовали исключительно только славянские лица с определенными конкретными параметрами. А сейчас... Это просто глобальный тренд, который чуть позже до нас докатился.
У нас есть естественность. Мы по-прежнему снимаем очень много кампаний для L’Oréal. И у нас все должно быть естественное. Потому что женщина красива, как она есть. И всякие бренды типа Befree взяли вектор на индивидуальность, «прими себя», «покажи себя».
Мне кажется, это хорошо. Есть какое-то движение мысли хотя бы и визуала. Хорошие и интересные лица снимаются.
ДМ: Зачем фотографу агентство и какой пул задач агентство закрывает?
НС: Агентство и фотограф — это коллаборация. Когда две силы объединяются. То есть агентству не очень выгодно брать фотографа, который совсем новичок, который только-только начал снимать какие-нибудь тесты моделей, портретики друзей в студии. Рынку нужны специалисты, и мне нужно предлагать людей, у которых есть определенное портфолио.
Соответственно, когда фотограф прошел уже какой-то этап, когда он поснимал портретики, потом начал снимать какую-то моду, где-то поснимал журналы, две с половиной штуки, которые у нас остались, потом какие-то мелкие бренды, потом покрупнее... И вот он пришел к такому уровню, когда чувствует себя уверенным специалистом и готов дальше развиваться.
И тогда наша встреча очень важна, потому что это дает фотографу буст с точки зрения клиентской базы. Потому что моей задачей эти 15 лет было нарабатывание клиентской базы, нарабатывание репутации, экспертизы, чтобы ко мне пришли, просто сказали: «Вот у нас такая съемка, подбери кого-нибудь, мы тебе доверяем». Таким образом фотограф, придя в агентство, получает доступ к этому пулу клиентов, к которому, на самом деле, ты не можешь просто подкатить типа: «Алло, здравствуйте, Lime, я очень талантливый, возьмите меня, пожалуйста, снимать кампейн». Так не работает.
Холодные обзвоны или просто написать в инстаграмчик — ну нет. Это может работать с мелкими брендами, но не с крупными, где большие бюджеты. Должен быть буфер.
И большие клиенты тоже предпочитают работать через какое-то связующее звено, потому что я, когда получаю задачу, четко знаю, какие вопросы надо задать, что мне нужно выяснить, и я уже этот экстракт отдаю фотографу, а то часто даже не обсуждаю с ним. То есть агентство снимает еще и головную боль с фотографа.
Ему не нужно, например, заниматься всякой волокитой, которой часто творческие люди не любят заниматься. Типа обсуждения денег. Вот это все сразу начинается: «Ой, мне так неудобно». Я спокойно могу обсуждать деньги, могу торговаться, могу ругаться, могу выбивать эти бюджеты. Потом у меня есть ассистент, у меня есть юрист, бухгалтер, мы все документы оформляем, все проверяем, чтобы все было четко по букве закона. Платим налоги. А фотограф просто приходит на съемку в комфортную студию или на комфортную локацию, где все организовано: его удобная техническая команда, его кофе, чай, водичка, тень, прохлада, все настроено. По-моему, очень удобно.
Плюс у меня такое свойство личности — я немножко мамка. Я послушаю, поговорю. Я стараюсь понять, что у творческой личности могут быть кризисы, может быть сложно, могут быть проекты, которые могут деморализовать, потому что может попасться сложный клиент. Нужно поддержать, нужно поговорить, нужно посочувствовать, нужно где-то отстоять, нужно поругаться с каким-нибудь продюсером, который плохо себя ведет.
Кризис-менеджмент я тоже осуществляю, когда возникает какая-нибудь непредвиденная неприятная ситуация. У меня была такая недавно, и девочка-фотограф говорит: «Я не могу больше разговаривать с клиентом, я сейчас заплачу». И я понимаю, что все, ее ресурс закончился. Тогда я начинаю продолжать беседу с клиентом, отстаиваю права фотографа, как-то все урегулирую, смягчаю острые углы, и все счастливые выходят на съемку.
Или, например, если фотограф приехал на площадку, и там нет места, где ему расположиться, нет еды и воды, то я сразу начинаю бомбить и говорю: «Дайте это, дайте то, организуйте». В общем, мы — служба заботы и финансового контроля.
ДМ: Есть ли какой-то чек-лист, что нужно, а что не нужно фотографу делать, чтобы подписать контракт с агентством?
НС: Сейчас нужно быть самобытным. Потому что это требование в зависимости от времени менялось.
В какой-то момент нужно было прямо суперкоммерческое портфолио, потому что клиенту нужно видеть, что фотограф может снять улыбающегося человека, который держит в руке карточку Альфа-банка и очень от этого счастлив. А сейчас времена другие, потому что поменялись арт-директора, они молодеют, у них тоже повышается насмотренность, и они хотят видеть автора, у которого есть какой-то свой интересный подход, какое-то свое видение, какой-то свой творческий язык. Но при этом уходить слишком в арт мы тоже не можем, потому что начнется такое: «Ой, нет, ну это слишком, мы не достойны этого арта».
Тут просто надо нащупать, про что ты и какая твоя фотография. Поскольку я еще преподаю фотографию как куратор курса, то основное, что я пытаюсь сегодня донести своим студентам, — надо просто развивать свою личность, себя в первую очередь. Если ты личность наполненная и интересная, из этого вытекает и твоя фотография.
Нужно изучать, смотреть, пропускать через себя. Вот эта пресловутая насмотренность, о которой я все время говорю, может быть, кого-то даже уже это бесит, но мы же понимаем, что без этого невозможно! Потому что когда ты знакомишься с молодым фотографом и спрашиваешь, каких фотографов вы знаете, любите, наблюдаете, топ-3 — это Питер Линдберг, Тим Уокер и Энни Лейбовиц.
Ну, блин, я их тоже очень люблю! Но после этого и до этого вообще много чего произошло! Мы просто не знаем. Мне кажется, когда существует глобальный интернет, в котором ты можешь все наресёрчить, то это странно. Почему это никто не делает? То есть я понимаю почему, но мне все это странно.
Короче, вопрос, наверное, в том, что нужно быть классной, интересной личностью. От личности тоже зависит, какая будет фотография. Кто-то более такой сдержанный и минималистичный в своей фотографии, он и в жизни такой человек. А есть кто-то более горячий, и его фотография такая же, более живая, более яркая. Кто-то с приколом, и его фотография тоже с приколом. Кто-то больше в брутальную драму. Очень понятна связь личности и того, что она делает с визуалом.
И адекватность в плане коммуникации. Короче, сейчас расскажу кейс!
Недавно ко мне обратился фотограф, не буду называть, русский фотограф, был суперзвездой в 90-е и в нулевые. Потом уехал в Париж, и вот сейчас решил как-то, видимо, попробовать себя опять в Новой России. Ситуация такая: лежит телефон, я работаю, и у меня звонит телефон в WhatsApp.
Я сейчас не хочу звучать как какая-то странная женщина, но мы уже все отвыкли, наверное, от того, что тебе просто взяли и позвонили. И я такая беру, думаю: «Боже, наверное, что-то случилось, может быть, из ЖЭКа звонят».
А там типа: «Алё, привет. Короче, мне тут сказали, что ты, в общем, нормальный агент, ну а я вот такой, я очень крутой, давай работать». Практически такой текст...
На «ты» начинается: «Так, давай назначим встречу, я тебе все покажу». Я ему говорю: «Могли бы вы, пожалуйста, прислать свои работы в электронном виде, я их изучу, пойму и к вам вернусь. Можете, говорю, вот сюда же в WhatsApp прислать ссылку». «Как в WhatsApp?! А как вы будете смотреть на телефоне?» Я говорю: «Ну, WhatsApp открывается на компьютере». «Не, это ваша современная тема, я вообще не понимаю. Нет, я пришлю письмо с архивом зазипованным».
Я открываю его работы, они классные, но я вот подписана на канал «Архив российской моды», и я вижу его работы в 90-е вот в этом же канале. И то же самое я вижу в его портфолио.
Нельзя быть настолько оторванным от реальности. У меня просто так случилось, что в последнее время таких несколько человек было, которые присылают в портфолио, типа: «Да я очень крут, я все вообще могу снимать», а там реклама раскладной Нокии. Ну как так?! Вот что я с этим сделаю? Куда я приду? В Яндекс? Скажу: «Смотрите, это очень, ну очень востребованный фотограф был в 90-х». Очень тяжело это говорить людям, потому что они оскорбляются. Хотя я это очень деликатно пытаюсь сделать.
Понятное дело, что их эго задето. Последнему человеку, честно говоря, я до сих пор не ответила, потому что он продолжал мне звонить, звонить, звонить. И я перестала брать, просто отвечала, что я не могу, попозже вернусь.
Он мне писал: «Привет, перезвони». И я такая думаю: «Блин, какая неклассная коммуникация».
Очень важна адекватность, потому что у нас все такие сейчас суперделикатные, все очень аккуратные. Никто не хочет чьи-то границы задеть. Нужно быть очень сдержанным, понимающим, быть инициативным, но при этом сильно категоричным нельзя. То есть ты должен как медуза находить какие-то подходы.
У меня есть один фотограф, очень талантливый, молодой, но он прямо дерзкий такой, прямо эх! И у меня беседы потом с продюсерами. Очень хороший талант, но так тяжело общаться!
Вот это тот soft skill, который очень важно развивать. Мне кажется, сейчас просто быть неприятным, но талантливым не работает. Ну, наверное, только Канье Уэст так может сделать.
МО: А важно ли тебе, чтобы фотограф был популярным? Чтобы у него там, я не знаю, подписчиков было 20 тысяч, чтобы у него было три публикации в медиа и так далее?
НС: Вообще не важно. На самом деле фотографов-блогеров я очень боюсь, потому что были такие кейсы. Один такой фотограф, у него даже есть в хайлайтах посвященный мне хейт.
МО: Вау, расскажи, чем ты насолила ему?
НС: Мы вели переписку, и он очень хотел встретиться. Я уже видела работы. Они для меня были не совсем подходящими, не дотягивали до моего представления о том, каких талантов я хочу видеть в своем агентстве. Это же мое агентство, у меня есть свои критерии. Очень хотел встретиться.
Я говорю: «Ну ладно, давайте встретимся, но я работаю из дома, я живу вот на Ленинском проспекте. Мы можем встретиться типа на Черемушкинском рынке, это как Даниловский рынок, где прилично, где есть какие-то зоны, где ты можешь сесть. Просто это самое ближайшее и удобное для меня место. Вот я могу сегодня вот так-то».
Он приехал, мы сели попить кофе, показал свою работу, я сказала свою обратную связь, то же самое, что я уже говорила в переписке. В общем, как-то деликатно сказала, что нет. А потом этот фотограф стал таким инфо-цыганом от фотографии. Стал продавать какие-то курсы. И стал очень публично все время что-то в соцсетях писать. И вот выдал целый хайлайт. Он не называет мое имя, но он пишет типа: «Я думал, что я приду сейчас в офис компании в Москва-Сити, в самое лучшее агентство в России. А меня позвали на какой-то рынок, где там пирожки за 3 рубля». Ну, в общем, такое как бы все стилистически было. Я там выглядела, конечно, страшным монстром, которая отказала, плюнув ему в лицо, бросив в него портфолио. Супердраматично написано. В общем, я посмеялась очень. Думаю, классно.
Мне очень понравилось быть героем злостного хайлайта. Реально люди иногда очень травматично воспринимают обратную связь. «Почему вы меня не берете? Я же талантливый». Может, и талантливый, но просто неподходящий для меня. И это нормально. Мы же не со всеми мэтчимся.
ДМ: А если у вас случился мэтч, и человек попадает в Eight Agency, что ему или ей нужно делать для того, чтобы оставаться в агентстве? Снимать какие-то параллельно свои проекты? Возможно, вести соцсети?
МО: Да, что входит в пул ваших договоренностей? Он только должен откликаться на заказы? Или вы договариваетесь о том, что ему нужно взаимодействовать с медиа, соглашаться на интервью, которое вы предлагаете?
НС: Нет, вообще, очень многие из них суперзакрытые. Они не хотят никакой публичности, не хотят никаких интервью, ни с кем не хотят общаться, не хотят рассказывать, чем они вдохновляются и что они там делают. Такие вот люди.
Важно развиваться, снимать для себя. Это мое пожелание, потому что я не могу собрать хорошее портфолио у фотографа, состоящее только из работ, которые сделаны по заказу в рекламе. Это будет выглядеть плохо, потому что, когда ты делаешь по заказу, ты делаешь не свою работу. Фактически ты делаешь работу, которую придумал Яндекс.
Там есть конкретная задача. Фотографу это нужно просто очень красиво исполнить.
Понятное дело, в каких-то проектах фотограф больше вносит свое творческое видение, но в каких-то меньше. Если посмотреть сайт агентства и разделы фотографов, то там в процентном соотношении именно рекламы будет 30%. А 70% — это будут частные проекты, личные проекты, творческие, журнальные.
У ребят есть какие-то, знаете, on-going проекты, которые они годами делают. Вот из этого состоит портфолио, потому что клиентам нужно видеть вот эту интересную картинку. Интересная картинка может сложиться только тогда, когда ты сам ее создаешь. Собираешь команду, придумываешь идею, ее реализуешь.
Вот как у фотографа хорошо все работает? Есть вектор коммерции, это когда мы хорошо зарабатываем деньги. Зарабатываем деньги, связи, обеспечиваем свою жизнь, и, например, на эти деньги фотограф может снять свой проект, устроить свою выставку, снять зин.
Коммерция кормит творчество. А раньше еще были эдиториалы, то есть журналы, но у нас сейчас есть, конечно, Блюпринт, Бадлон. Из тех, для кого хочется снимать. Для остальных просто не хочется снимать. Не будем называть названий.
Где-то можно снять какого-то молодого актера, что очень хорошо для портфолио, например. У нас сейчас просто очень активно развивается индустрия кино и сериалов, и есть какие-то новые ребята, которых прикольно снимать, они интересные. Это обогащает портфолио, это очень круто.
Или музыканты какие-то. Когда у нас был этот бум бесконечных рэперов, классно было работать с ними, потому что они такие же самобытные и интересные, классно было снимать для них обложки. Обложка вообще бессмертная работа, которая всегда останется где-то на просторах стриминговых платформ.
Кто-то у меня все время снимал для Хаски, для Масла Черного Тмина, для Манижи, для Дельфина. Есть какой-то коллаб, когда фотограф и музыкант или группа чувствуют друг друга, и получается круто.
Как правило, и я уверена, что Дима подтвердит, денег-то особо нет у музыкантов на съемки, и это нормально, это окей, но зато музыкант очень открыт на то, чтобы коллаборировать и сделать что-то классное. Отсутствие бюджета на самом деле хорошо работает, потому что есть возможность тогда себя проявить.
МО: Кто назначает стоимость за работу фотографа? Ты общаешься с фотографом, и он говорит тебе: «Я хочу зарабатывать столько-то» или «Мой час стоит столько-то»? Или ты говоришь о том, что, исходя из твоего портфолио, твоего опыта, я могу установить на твои услуги такую-то стоимость?
НС: Мы с фотографом определяем. В каком-то диапазоне мы можем обсуждать бюджеты, мы можем с этим выходить с предложением клиенту. Если у меня уже фотограф, с которым я работаю годами, я тогда сама знаю, как надо все выставлять. Постепенно повышаются бюджеты, потому что это нормально: растет фотограф, и портфолио растет, его навыки растут, соответственно, ставки повышаются.
У нас обычно ставка за рабочую смену 10-часовую, потом дальше у нас переработки, но в основном это я решаю. Я просто понимаю, какая ситуация на рынке, где, как, что устроено. Я стараюсь никогда не демпинговать. То есть «мы вам снимем за любые деньги» — этого категорически никогда не делается. В коммерции.
Предположим, Дима пришел и сказал: «Давайте мы снимем мне классную обложку». Мы сделаем ее бесплатно, потому что мы понимаем, что мы делаем, для чего мы это делаем, что у фотографа есть возможность коллаборации, можно сделать творческий, классный проект для интересного, талантливого музыканта. Вот это круто. А когда приходит какой-нибудь, я не знаю, календарь для каких-то металлургических штук, вот что там может быть творческого? Естественно, мы будем ставить полную ставку. Тут нет смысла рассматривать какие-то поблажки.
Например, бывает, Яндекс приходит с интересными проектами, с классными, с хорошими идеями. Мы понимаем, это для портфолио будет хорошо, фотограф хочет это снять, можно сделать что-то клевое. Мы можем обсудить какую-то уступку, но есть нижняя граница, ниже которой мы никогда не пойдем, потому что это начнет рушить весь рынок. Потому что если клиент однажды снял с каким-нибудь молодым, очень жаждущим фотографом за 3 копейки, он будет всегда пытаться снимать дальше так же. Вот эти все обещания «да мы тебе потом просто 500 проектов дадим!» — это все не работает, это я уже проходила. Тут уже моя задача — почувствовать, поговорить, поторговаться, поузнавать, какие настроения, возможности, пожелания.
Касаемо распределения процентов, то я беру 20% агентской комиссии, и она не вычитается из гонорара фотографа, она добавляется к гонорару фотографа. То есть если мы обсудили сумму, я к ней добавляю процент, и фотограф знает, что я ее добавляю. Он просто знает, сколько он получает точно на руки себе, без вот этих высчитываний.
В некоторых проектах я начинаю сначала понижать свою комиссию. Если я знаю, что это важный проект для фотографа, интересный, я-то буду за компом сидеть, знаете, в промежутках ходить в парк гулять, а он будет сидеть на площадке фигачить. Ну, я могу чуть поменьше заработать, но зато я знаю, что это важно для нашего с ним развития, хорошо для налаживания контакта с клиентом. Если понимаю, что это стоит того, то я это делаю. В целом у меня всегда получается хорошо выторговывать деньги.
МО: А можно ли прожить на заказы от агентства в Москве? Понятно, что у всех разный уровень жизни, все живут в разных районах. Или это скорее для фотографа один из источников заработка?
НС: Прожить можно очень хорошо. В зависимости, конечно, от количества съемок, но никакой гарантии потока я вообще дать не могу. Фотографу хорошо всегда иметь некий бэкап. От меня — коммерция, он еще параллельно снимает журнал, еще делает какую-нибудь творческую коллабу с музыкантами или актерами, что-нибудь такое.
Что-то дополнительное, где по мелочи что-то будет капать — это хорошо. То есть прийти в агентство и такой «Ну все, сейчас заживу!» — нет.
Для начала рынку нужно узнать человека. Должно пройти время. Появляется новый фотограф, у нас сначала этап «смотрины». Показал портфолио, клиент такой: «Угу, ну ладно. Ну, может быть, в следующий раз». Потом они начинают уже в тендеры звать.
Это процесс, который должен пройти. Нужно дойти до момента, когда начнутся какие-то потоки, но никто их вообще не может гарантировать. Может такое быть, что два месяца у фотографа нет вообще съемок, а потом за один месяц у него их шесть.
МО: Еще было с тобой интересно обсудить гонорары фотографов в России и гонорары фотографов в Европе, возможно, в Америке.
НС: Гонорары, если сопоставлять с европейскими фотографами, начинают сравниваться. Американцы очень дорогие, но сейчас просто по многим причинам их не привезем. У американцев, естественно, всегда были гораздо выше гонорары, чем у европейцев.
Те задачи, которые есть на рынке, они вполне могут закрываться локальными ребятами. Они в чем-то, естественно, чуть дешевле. Я считаю, что это нормально. Хорошие гонорары у нас.
МО: Небольшой блиц. Мы иногда его делаем, иногда не делаем. Мы задаем короткий вопрос. Ты отвечаешь первое, что приходит в голову, возможно, с некоторыми пояснениями.
Расскажи, пожалуйста, какую-нибудь самую сложную или неудобную ситуацию с заказчиком, которая у тебя была.
НС: Наверное, самая сложная ситуация — когда ты пытаешься понять и сторону заказчика, и сторону своего фотографа. Была ситуация, в которой мне пришлось обсудить сокращение по факту съемки гонорара фотографа, потому что по определенным причинам он не справился с задачей. Но причина была не только в нем, но и в том, как была организована съемка. У него были слишком в какие-то моменты категоричные заявления. Он неприятно высказывался, скажем так.
Я — между двух огней. Мне очень хочется поддержать и защитить своего фотографа, но и донести до него, что ошибочка была допущена. И также нужно понять и услышать клиента, объяснить, что были косяки и с его стороны, но и принять косяки с нашей стороны.
Была ситуация зимой. Я вообще-то очень уже натренированная, у меня очень хороший иммунитет к токсичности, но мне был супернеприятный клиент, продюсер, и я прямо плакала. Чтобы я заплакала — это прям... Ну прям, я не знаю. Короче, это был хай-левел. Именно от несправедливости, от того, что мы очень многое сделали, чтобы спасти проект. Пошли навстречу. С их стороны не было нормальной задачи. Нас пытались уволить с проекта впритык к съемке. Мы договорились с нашими ребятами техническими, чтобы они дали скидки, чтобы мы как-то все могли сделать.
То есть с нашей стороны было сделано очень много, а с той стороны просто лился такой токсик и такие несправедливые обвинения! Очень непрофессиональные и нечеловеческие. Мне именно от несправедливости человеческой было очень больно. Я за то, что любая ситуация в цивилизованном мире, где люди умеют чувствовать и умеют разговаривать, разрешима. Но когда человек встает в позицию защиты и начинает атаковать тебя, при этом являясь объективно неправым, и унижает моих ребят, я как тигрица сразу становлюсь. Это как моего сына сейчас будет кто-нибудь несправедливо оскорблять — мне тоже больно станет!
МО: А есть ли какое-то противоядие от таких продюсеров и клиентов? То, что ты рассказываешь, действительно очень неприятно и несправедливо. И есть ли какое-то комьюнити, где вы обмениваетесь этой обратной связью о вашей работе с заказчиком? Потому что обидно, что с тобой это произошло, и обидно, если такие ситуации повторятся с кем-то еще.
НС: У нас есть наша внутренняя небольшая группа близких продюсеров или техников, с которыми мы просто понимаем: так, ну это просто такой red flag, с тем-то вообще не надо работать, ну или очень аккуратно. У меня есть своя служба заботы какая-то. Я дружу с продюсером, она мне ноет иногда, и я ей ною иногда. Или мы делаем реалити-чек, то есть я тоже такая, так, ладно, сначала надо проверить, может быть, я не права. Я делаю реалити-чек, то есть звоню и говорю: «Дорогая, скажи мне, вот ситуация такая-то. Как ты думаешь, я что-то не то делаю?» Она мне говорит: «Подожди, все нормально». И такая: «Окей, реалити-чек мы прошли». Мне кажется, это важно. Нужно все равно критическое мышление подключать.
Потом я стараюсь вести очень добрый разговор с этим токсиком. Очень хорошо помогает обратная связь. Вот я в той ситуации потом написала большое сообщение прямо по пунктам, конструктивно. Это очень хорошо сработало, и после этого поменялся тон, поменялось поведение. Я не хочу больше никогда с этим человеком работать, соприкасаться вообще даже. Но мне нужно было восстановить справедливость, в первую очередь по отношению к моим ребятам. Под моими ребятами я имею в виду не только моего фотографа, но и наших технических ребят, ассистентов, ребят, которые дают в аренду оборудование. Это тоже моя команда.
Вот это было сложно. Потом я выпила негрони, погуляла, поплакала, что-то поныла друзьям. Вот это все. И все проходит. Это нормально.
ДМ: А была ли ситуация, когда тебе пришлось после работы расстаться с фотографом, а не с клиентом?
НС: О да. Я вообще недавно вышла из очень абьюзивных творческих отношений. У меня был очень сложный фотограф, очень талантливый, суперсамобытный, очень тяжелый человек. Когда я приняла решение закончить эти отношения, у меня было пять сессий с терапевтом. Я готовилась, я подбирала слова, я формулировала текст, я собиралась с мыслями, потому что мне нужно было очень отстоять себя, но не уйти, знаете, в разборку. И это было очень тяжело, потому что он попадал в очень уязвимые части моей личности, где я возвращалась в состояние маленькой девочки, которая очень хочет понравиться, хочет очень стараться, хочет очень помочь, хочет очень в лепешку разбиться. Мне прямо физически было больно, плохо. У меня аж тревожность поднималась после каждого контакта. Потому что это такой человек, когда у него нет ничего в этой жизни, что может сделать его счастливым. В нем такая бездонная черная дыра, в которой нет пространства для добра.
МО: Поздравляем тебя, что ты смогла все-таки выйти из этого.
НС: Это на самом деле самая сложная ситуация. Был еще другой фотограф, с которым я просто поняла, что мы расходимся эстетически и идеологически. Опять-таки, мое агентство — я могу выбирать, с кем работать и с кем не работать. И поэтому какой-то общий вектор мышления, даже в плане принципов человеческих, для меня тоже очень важен.
Я честно написала, что чувствую, что мы расходимся. Мне кажется, я не могу больше давать тебе то, что я давала раньше. Поэтому я думаю, что надо расстаться. И он это хорошо принял, очень спокойно поблагодарил меня за все годы, что мы проработали. Мы очень спокойно разошлись. И нормально.
МО: Расскажи про какую-то самую странную просьбу или пару самых странных просьб, которые ты слышала от заказчиков.
НС: У нас есть один клиент, крупный мобильный оператор, для которого мы уже просто годами снимаем. И там какое-то время в маркетинге работала довольно своеобразная женщина, которая хотела, чтобы все было очень лакшери. А это все время черно-белая компания. И, как правило, снимается по пояс. Она говорила: «Я хочу, чтобы героиня стояла на фиолетовых Лабутенах». Ей говорят за два дня до съемки: «Лабутенов не видно, их не будет в кадре». Она говорит: «Неважно, это совершенно другое ощущение, другая подача». Они говорят: «Окей, может быть, не фиолетовые хотя бы?» «Нет, фиолетовые». Или она хотела, чтобы рубашка была оттонирована специальным образом в фиолетовый оттенок. Напоминаю: у нас всегда черно-белая съемка. Вот это какие-то странные приколы, когда клиент говорит: «Ну, я же клиент, я могу что-нибудь сейчас прикольное придумать». Это странно.
МО: Это какие-то садистские штуки?
НС: Да нет. Я просто как-то съездила на большой проект в Грузию для одной нашей платежной системы, на данный момент очень актуальной. Единственной актуальной. И мы меняли им фирменный стиль абсолютно. Мы хотели его сделать более современным, интересным, более свободным. И там клиент, которая с нами поехала, она все время была такая нервная! Такая была все время измученная! Она все время всего боялась, она не могла довериться, не могла дать нам свободу. Она все время говорила: «Все, сейчас я отменю съемку. Этот актер слишком грузин, этот актер не слишком грузин». Такие у нее все время были приколы. Я думаю: «Боже, как же ты достала, ну что же это такое!»
А потом мы отвели ее в ресторан, налили вина. И она говорит: «Слушайте, просто вы не представляете, я работаю в таком аду. Если я провалю этот ребрендинг сейчас, меня уволят и просто изуродуют мою карьеру». И я что-то так прониклась, я поняла, что у нее такая сложная работа, реально ей нужно лавировать между главным клиентом. А всегда существует какой-то главный клиент, который сидит в каком-то, знаете, стеклянном замке где-то там в облаках и посылает в WhatsApp свои рекомендации: «Пусть будет более пышная прическа у модели!» Ну, такое, знаете — я же клиент! Я прочувствовала ее боль, и стало гораздо проще относиться ко всем этим моментам. Ну окей, ладно, можем попробовать, если это получится — получится, если нет — то нет. Как-то так. В общем, я всех могу понять.
Наиля Синицина – основатель и CEO Eight Agency, ведущего агентства рекламных фотографов в России. Один из главных экспертов на рынке рекламной фотографии в России.
Опыт работы: арт-байер в Lowe Adventa, продюсер рекламных съемок, основатель Eight Agency. Фотографы агентства снимают рекламные кампании для таких клиентов как Apple, Nike, Adidas, Google, Yandex, Mercedes, Теле2, МТС других.
