Ася Ивашинцова-Мелкумян всегда знала, что её мать фотографирует, но до недавнего времени даже не подозревала, как глубока была эта страсть. Когда Маша Ивашинцова умерла в 2000 году, после неё остались коробки разных вещей, лежавшие в неприкосновенности до конца 2017 года. Только после этого Ася обнаружила на чердаке более 30 000 негативов и непроявленные плёнки, а также личные дневники, – всё связанное с бурными подробностями жизни её матери.
Маша, родившаяся в 1942 году, использовала фотографию как виртуальный дневник своей жизни, начав снимать примерно с 18 лет и перестав делать это примерно за год до смерти. Маша взрослела в СССР, и её жизнь была глубоко включена в Ленинградское андерграундное поэтическое, а также фотографическое движение, и тесно переплелась с жизнью трёх гениев того времени – фотографа Бориса Смелова, поэта Виктора Кривулина и лингвиста Мелвара Мелкумяна. Мелкумян – отец Аси, хотя семья распалась, когда она была маленькой. Она осталась в Москве с отцом и время от времени навещала мать.
Маша, во многом подобно Вивиан Майер, скрывала свой талант фотографа от мира, никогда не показывала свои работы и не считала себя самостоятельным художником. Как пишет Ася, «Её любовь к этим трём мужчинам, предельно разным, определяла её жизнь, полностью заполняла её, но и разрывала на части. Она считала, что бледнеет на их фоне, и при жизни никому не показывала свои фотоработы, дневники и стихи.
Как нередко случалось с инакомыслящими при коммунизме в 1970-80-х, Маша была насильно помещена в психиатрическую больницу, для приведения её взглядов в гармонию с «генеральной линией» советской философии. Работая всю жизнь театральным критиком, библиотекаршей, гардеробщицей, инженером-конструктором, лифтёршей и охранницей, она вынужденно была хамелеоном, всегда скрывавшим внутреннюю сущность художника. Только в дневниках и фотографиях она показывала себя настоящую.
После того, как Ася, вместе с мужем и двумя близкими друзьями, медленно сканировали работы Маши и показывали их публично. Хотя и не лишенный трудностей, проект Аси — это дань уважения ее матери, чья жизнь не была без ошибок, но также полна чудес. Нам представилась возможность задать Асе несколько вопросов о работах её матери и о том, что значит для Аси представить эти работы миру.
«"Я любила без памяти" – чем не эпиграф к книге, которой нет? У меня никогда не было воспоминаний о себе, - только о других».
– Маша Ивашинцова
– Можете ли вы рассказать, как вы с мужем обнаружили эти негативы?
– После смерти мамы в 2000 году, всё, что напоминало мне о ней, вызывало огромную боль, и моим единственным желанием тогда было убрать все её вещи с глаз долой, подальше. Конечно, я знала, что мама фотографировала, и что эти фотографии где-то там, в этих коробках. Но я на самом деле совсем не хотела их открывать. Я даже хотела бы отдать их кому-то, кто бы заинтересовался ими. Но желающих забрать их не нашлось. Поэтому, после её смерти, я просто хранила коробки на антресолях вместе с остальными её вещами. Фотолабораторию, включая увеличитель «Крокус», я отдала в Санкт-Петербургский городской дворец творчества юных (Аничков дворец).
Год назад, мы решили разобрать антресоли нашего дома в Санкт-Петербурге. В какой-то момент, мы наткнулись на большую коробку, которая, как я поняла, принадлежала маме. Открыв её, мы увидели, что она полна негативов и отпечатков. Они все были аккуратно упакованы в датированные и надписанные почтовые конверты.
– С каким чувством вы просматривали первую плёнку с фотографиями, сделанными вашей матерью?
– На самом деле, мне не слишком хотелось просматривать эти плёнки, я боялась вернуть болезненные воспоминания. Но мой муж, который уже был уверен, что мы нашли настоящее сокровище, взял у друзей взаймы старый сканер и отсканировал часть негативов. Когда он показал мне эти фотографии, моей первой реакцией была отстранённость, эмоциональная сдержанность. Моя боль не давала мне видеть. Я сразу представила хрупкость моей матери, ее эмоциональную ломкость. Как я и ожидала, воспоминания возвращались.
Фотография всегда занимала центральное место в нашем доме, но она никогда не казалась значительной, - фотографировать для мамы было так же естественно, как дышать. Я тоже всегда предполагала, что фотография всегда помогала ей справляться с жизнью, я никогда не думала, что это было нечто особенное.
Однако, через некоторое время мой муж Егор, хорошо порывшись в архиве, смог убедить меня, насколько уникальны и невероятны эти работы. Я поняла, что они – много больше, чем просто наша семейная история.
Сначала это было просто робкое желание показать негативы «ближнему кругу». Но ценность этих фотографий была настолько очевидна для каждого, кому мы показывали их, что вскоре мы решили поделиться ими с широкой публикой. В это время, наши близкие друзья присоединились к сортировке архива и работе по расширению круга публики, - сейчас над этим работают две семьи, то есть четыре человека.
– Похоже, что фотография была для вашей матери, в определённой степени, чем-то вроде терапевтического выхода. Как вы считаете, какую роль фотография играла в её жизни?
– Для неё, фотографирование было совершенно естественным процессом, таким же, как дыхание, без какого-то особого значения. Мне кажется, в определённой степени это помогало ей уходить от реальности и своих эмоций. Я помню, насколько эмоциональной она была всегда, - это находится в ярком контрасте со спокойствием её фотографий. В этом плане, второй важной находкой были дневники мамы. Через них, я получила настоящее откровение о её внутренней жизни, - как уязвима она была, и через что ей пришлось пройти.
– Фотография вашей матери теперь стала получать огромное внимание. Что значит для вас столь высокая оценка её работ?
– Это на самом деле очень важно для меня. Я знаю, что её работы стоят гораздо лучшей участи, чем просто валяться у нас на антресолях. За всю её жизнь ничего из сделанного ею не принималось на самом деле всерьёз, ни семьёй, ни любимыми людьми. Поэтому я думаю, что мой долг, как дочери, показать сейчас её работы всему миру, чтобы быть уверенной, что она получает то признание, которое заслуживает.
– Что, как вы думаете, почувствовала бы ваша мать, узнай она о таком внимании к её фотографиям?
– Что касается мамы, то она была очень интровертным человеком, как, в общем, и я. Мне кажется, она была бы слегка напугана (как и я сейчас) тем фактом, что столько людей высказывают суждения о её фотографиях, обсуждают их. Но в то же время, я верю, она бы была благодарна за внимание и поддержку, идущие со всех концов света.
Маша Ивашинцова никогда не показывала свои фотографии, даже семье и друзьям, хотя фотографировала с молодых лет.
Хотя Маша умерла в 2000 году, её дочь Ася лишь недавно открыла более 30 000 негативов, а также дневники матери, на антресолях.
Будучи интровертом, русский фотограф находила комфорт в жизни с детьми и животными, которые занимают почётное место на её фотографиях.
Маша, которая провела часть своей жизни при коммунистах в психиатрической больнице за инакомыслие, теперь, после смерти, прославилась как художник.
Пока Ася, её муж и двое друзей семьи потихоньку сканируют негативы, мы можем лишь пытаться представить себе, какие ещё потрясающие фотографии будут открыты.
Оригинал на сайте My Modern Met
Перевод с английского Александра Курловича
